Александра Маринина - Смерть как искусство. Том 2. Правосудие

– Не было такого, чтобы он вдруг расстроился после какого-нибудь звонка? Или испугался?

Нет, нет и нет. То ли Колодный так плохо себя чувствовал, что старался свернуть разговор как можно быстрее, и поэтому ничего не рассказывал, то ли он действительно не знал ничего существенного, что могло бы помочь следствию, но опрос его ни к чему не привел. Единственное ценное, что удалось из него вытащить, это была информация о каких-то особенных отношениях Артема Лесогорова и артиста Арцеулова. На вопрос о том, с кем еще, помимо самого Колодного, общался журналист, Никита ответил:

– С Львом Алексеевичем, естественно, потом с Дудником. Ну, со мной… Да со всеми поне-множку, он общительный… был… Со всеми разговаривал, много вопросов задавал, всем интересовался. Некоторым это не нравилось, знаете, людям казалось, что он сплетни собирает. Но так, чтобы постоянно общаться… – Колодный внезапно вскинул голову и слегка прищурился, будто вспомнил что-то. – А вот с Михаилом Львовичем еще, с Арцеуловым. Я и сам удивился, когда узнал. Я как-то после спектакля заглянул к Михаилу Львовичу в гримуборную, мне нужно было кое-что у него спросить, я дверь открыл без стука – а там Артем. И они с Михаилом Львовичем что-то активно обсуждали. Я так удивился! Что им обсуждать? Они на репетициях даже словом обычно не перебрасывались, у Арцеулова по роли вопросов никаких не было. А тут сидят, да близко так, почти вплотную, и разговаривают вполголоса.

– Так уж и вполголоса? – усомнилась Настя.

– Вы думаете, я сочиняю, чего не было? – обиделся Колодный. – У Арцеулова такой зычный баритон, его на весь коридор слышно, если он в своей гримуборной разговаривает. А тут в коридор ни слова не доносилось, я потому и зашел без стука, что было тихо, и я думал, что Михаил Львович там один. Я вошел – и они оба замолчали. А у Артема было такое лицо недовольное… Но последнюю реплику Арцеулова я успел услышать, когда дверь открыл. Он говорил Артему: «Я тебе уже сто раз повторял…» Понимаете?

– Вы хотите сказать, что, судя по последним словам, разговор на эту тему у них был далеко не первым, так?

– Вот именно! – Колодный почему-то обрадовался. – А на людях они вели себя так, будто вообще знакомы только шапочно. Я даже в буфете их за одним столом не видел. Немного от меня толку, да? – Он виновато улыбнулся и всей пятерней взъерошил густые волосы. – Хреновый я сегодня собеседник, башка раскалывается. И вообще, настроение такое, сами понимаете… Память может и подвести. Вы мне оставьте свои координаты, если что еще вспомню – сразу же вам позвоню, ладно? В голове не укладывается, что Артема больше нет. Знаете, такое чувство, что все это мне снится, что это просто кошмар, пьяный кошмар, а проснусь – и все окажется как прежде, и я приду в театр на репетицию, и Артем со своими тетрадками…

Колодный все-таки не справился с собой и заплакал, тихо и горько. И в эту секунду Насте Каменской стало его действительно жалко.

Вызвать в театр всех артистов, занятых в «Макбете», оказалось делом не простым: у кого-то съемки, кто-то репетирует в другом театре, кто-то просто занимается своими делами. Но следователь Блинов стоял на своем: надо опросить всех, чтобы выяснить, кто кого и где видел на протяжении всего спектакля. Может быть, кто-то видел человека, поднимавшегося по лестнице к служебной квартире? Может, кто-то заметил необычную нервозность или рассеянность у партнера по сцене? А ведь, кроме артистов, под подозрением оказались и другие работники «Новой Москвы». О зрителях и говорить нечего… Но надо же с чего-то начинать.

После встречи в кабинете художественного руководителя Никиту Колодного попросили подняться в квартиру и в присутствии следователя посмотреть, не пропало ли что-нибудь и не произошло ли каких-то изменений в обстановке и вещах. Сделать это оказалось непросто, сперва Колодный категорически отказывался идти на место происшествия, бледнел, заикался и говорил, что не вынесет вида комнаты, в которой совершено убийство, потом все-таки дал себя уговорить. По квартире он ходил на трясущихся ногах и все время просил разрешения выйти на кухню попить воды из-под крана. Похмелье, видно, у него было тяжким.

– Я не очень хорошо знаю вещи Артема, – наконец изрек он, – но мне кажется, что все на месте. И компьютер, и папки вот здесь всегда лежали – они так и лежат. И тетрадка со стенограммами.

– Сколько было папок? – строго спросил Блинов.

– Не помню, кажется, три или четыре. Сейчас, погодите. – Колодный наморщил лоб. – Я каждый раз обращал внимание, что они были разного цвета, синяя, красная и черная, да, точно, значит, три. И я загадывал, в каком порядке они будут лежать, у меня примета была: если красная на черной – вечером спектакль пройдет средне, без куража, а если красная на синей – то будет хорошо. Мы, актеры, люди суеверные, в приметы верим.