С того момента Петр Иванович возненавидел отца и прервал с ним все отношения.
Елена Викторовна неспроста вспомнила эту историю. Она всегда опасалась, не является ли психическое заболевание матери наследственным и не склонен ли Петр Иванович к суициду или другому какому-нибудь отклонению. Другими словами, не сойдет ли он однажды с ума на почве чего-нибудь экстраординарного? Определенно, Петя изменился за прошедшие несколько дней, но безумием это назвать нельзя. Лена всматривалась в свете луны в лицо мужа и мучилась догадками, как может дальше сложиться их жизнь. Женская интуиция подсказывала ей, что дальше может быть будет хуже. Будет плохо.
Она беззвучно плакала от собственного бессилия и обиды на судьбу.
* * *
Не успел отзвучать первый гудок вызова, как трубку на другом конце подняли.
— Слушаю, Витя. Что случилось, — доброжелательно ответил генерал.
— Валентин Алексеевич, я еду к вам. У меня есть новости. Буду через двадцать-тридцать минут. Вы дома?
— Дома, приезжай.
Генерал жил в квартире своей второй жены в Первом Коптельском переулке, в доме номер двадцать шесть. Ковтун хорошо знал этот дом, поскольку часто бывал в гостях у Валентина Алексеевича и Марии Иосифовны. Они жили вдвоем в трехкомнатной квартире, окнами выходящей на институт имени Склифосовского, где Мария Иосифовна работала заместителем главного врача. Это была интеллигентная, гостеприимная женщина. Поженились они всего несколько лет назад, после перевода Валентина Алексеевича в Москву. Их дети от предыдущих браков были взрослыми, имели семьи и давно уже существовали самостоятельно.
Те, кто впервые попадал в эту квартиру всегда обращали внимание на более чем скромную меблировку комнат. Общий стиль квартиры напоминал семидесятые годы. Это были полированные поверхности с острыми углами гарнитуров из ДСП светло-коричневого цвета — мечта инженера. Ковры на стенах и хрусталь в сервантах. Торшеры и журнальные столики в стиле «Модерн» шестидесятых и плазменный телевизор Philips с колонками и собвуфером дополняли этот эклектический винегрет. Казалось, что генерал живет скромно, но достойно. Простой российский генерал не афишировал трешку на Патриарших и двушку рядом с Ударником, купленные за годы службы. Ему нравилась репутация непритязательного и безупречного служаки.
Генерал открыл дверь одетый в странные шорты, показавшиеся Ковтуну просто семейными трусами, и обутый в смешные лохматые, голубого цвета, шлепанцы.
— Привет, — прошептал хозяин дома. — Проходи тихо, Маша спит. У нее была сложная операция сегодня.
— Привет, — прошептал в ответ Ковтун. — Я тебя не разбудил?
По сложившейся традиции они всегда были на «вы» на работе и по телефону. Дома же спокойно разговаривали на «ты», не переходя, в прочем границ субординации.
— Нет, нет, давай на кухню. Там поговорим. Разувайся, мой руки, если надо, я пойду, приготовлю дополнительный прибор.
Ковтун скользнул в ванную и вскоре появился на кухне умытый и посвежевший.
— Тут можно говорить громче?
— Да, говори нормально. Будешь?
Валентин Алексеевич кивнул на полупустую бутылку коньяка в своей правой руке. На столе стояли две рюмки, одна полная, другая, возле гостя, пустая, нарезанный лимон, несколько кусков белого хлеба на тарелке, масленка и баночка с красной икрой. Дополнительный прибор похоже состоял из еще одной рюмки.
— Нет, я за рулем.
— Я в курсе. Одну рюмку-то выпей, я же не предлагаю тебе всю бутылку. А если и всю, то можешь заночевать у меня.
— Ты моей жене позвонишь?
— Конечно. Если скажешь — позвоню. У тебя курить есть?
— Естественно, — Ковтун выложил на стол непочатую пачку Парламента.
— Молоток, — генерал с аппетитом посмотрел на сигареты.
Его розовое лицо свидетельствовало о том, что недостающая половина бутылки находится сейчас внутри него. К своему сожалению Виктор стал замечать появившуюся опять тягу друга к спиртному. Похоже, каждый вечер он выпивал, хотя и приезжал на работу всегда безукоризненно трезвый. Мария Иосифовна никогда не говорила об этом, впрочем, она, в принципе, никогда ничего плохого о муже не говорила, как и он о ней. Это была интеллигентная семья, а в таких семьях не принято посвящать кого бы то ни было в интимные дела и, тем более, жаловаться на супруга. Даже ближайшим родственникам и проверенным настоящим друзьям.
Генерал намазывал маслом и икрой бутерброды и выкладывал их цветочком на тарелке.
Читать дальше