Алексей Макеев: Король бьет даму

Никита бессильно опустился на диван, уронив на пол пакет, в который успел в беспорядке попихать какие-то вещи. Выкатилась расческа, пара носков. Господи, какая ерунда!

Он встал и подошел к окну. Там продолжалась жизнь – обычная, привычная, в чем-то скучная. Люди куда-то шли по своим делам, кто в магазин, кто возвращался с работы домой, кто-то гулял с собакой. Сосед из третьего подъезда поливал из шланга свою машину. Обычная жизнь, серая, как казалось раньше Никите, от которой так хотелось убежать! А сейчас подобное размеренное существование виделось ему недосягаемым счастьем.

Как хорошо было бы жить вот так же, ходить каждый день на работу, получать среднюю зарплату и не иметь этих мучительных проблем! Не нужно никаких эксцессов, красивой жизни, огромных денег – не надо ничего! Лишь бы никогда больше не видеть Коршуна, не слышать о нем! Да вообще никогда не знать! Попался, как мышь в мышеловку, клюнул на бесплатный сыр!

Услышав, как зазвонил сотовый, Никита дернулся, но остановился на полпути. В душе волной поднялась злоба. Он был уверен, что это Коршун. Ему захотелось схватить телефон и с размаху швырнуть его о стену, разбить вместе с сим-картой, чтобы Коршун больше никогда, никогда его не достал! Но, даже находясь в крайне возбужденном состоянии, он понимал, что этим ничего не решить, не защититься от Коршуна.

Раздосадованный, он все же потянулся к трубке и сразу увидел высвеченное на экране имя Дана. У Никиты екнуло сердце, его охватили противоречивые чувства. С одной стороны, он боялся этого разговора. С другой – понимал, что Дана переживает, поскольку он последние дни вел себя с ней как полный идиот. Он ужасно соскучился по ней, сам хотел услышать ее голос, увидеть, обнять…

Поколебавшись, Никита все-таки ответил на звонок…

Утренняя прохлада приятно освежала лицо, подставленное ветерку в раскрытое окно автомобиля. Заканчивалось лето, последние августовские деньки баловали москвичей своим теплом. Впрочем, скорое наступление осени многих не так уж и огорчало, а некоторых даже радовало, поскольку они еще не успели отойти от недавней июльской жары, от которой порой некуда было скрыться в буквальном смысле слова.

Полковник Гуров посмотрел на встроенный кондиционер в автомобиле и усмехнулся. Сейчас он уже не держал его включенным постоянно, уже даже и подзабыл о том, как спасался с его помощью от затхлого тепла, исходившего практически отовсюду: стен зданий, асфальта, автомобильных сидений с толстым покрытием… А ведь это было совсем недавно! Человеку свойственно быстро забывать о плохом и привыкать к хорошему. Сейчас Гуров катил на работу в полном комфорте: ветерок обдувал салон и без дополнительной техники, а температура воздухе в столице в дневные часы не превышала плюс двадцать четыре, что после сорока казалось просто оазисом.

Остановив машину у Главного управления внутренних дел, где работал уже много лет, Гуров поднялся по ступенькам и прошел к своему кабинету. Он был заперт, посему пришлось лезть в карман за ключом: Станислав Крячко, его верный друг и коллега, с которым они делили этот кабинет на двоих, еще не соизволил явиться на работу. Впрочем, до начала рабочего дня было еще почти десять минут, Гуров сам пришел несколько раньше только потому, что его сегодня разбудила сработавшая сигнализация соседской машины, которая завыла под окнами еще до полного наступления рассвета. Гуров аж подскочил, по инерции дернулся было к телефонному аппарату, попутно подтягивая стул, на котором лежала кобура с табельным пистолетом внутри. Несколько секунд ушло на то, чтобы полковник сообразил, что тревога ложная, и, проклиная и изобретателя всех сигнализаций в целом, и соседа, выбравшего из всех сигналов самый резкий и назойливый в частности, снова забрался в постель. Но сколько потом ни ворочался, пытаясь вернуть сладкое состояние сна, ему это не удалось, и в половине шестого он отправился в душ, а затем на кухню варить себе кофе.

Крячко появился минуты через три, и по его виду Гуров понял, что Станислав, в отличие от него, выспался превосходно. Крячко, от природы довольно добродушный и уравновешенный человек, выражавший свое возмущение или недовольство скорее развлечения ради и то недолго, неспешной, даже вальяжной походкой вразвалочку вошел в кабинет. Протянув Гурову руку, улыбнулся, кивнув в сторону окна, из которого струились утренние солнечные лучи, и заговорщицки произнес: