Аркадий Вайнер: Право ходить по земле

— Беляков вышел. Будет через полчаса. Я — Стёпичев. Могу быть полезен?

— Да, можете. Я — Тихонов из МУРа.

— Садитесь сюда, это Танин стол. Подождите немного, я сейчас закончу свои дела и — к вашим услугам.

Танин стол был завален какими-то газетами, исписанными листами, гранками, вырезками из журналов, на шестидневке были расчёркнуты и загнуты листы. Крышка с чернильного пузырька была свинчена, в нём торчала обкусанная деревянная школьная ручка. Под стеклом на столе большая цветная фотография: космонавт гасит купол парашюта на бесконечном, залитом солнцем поле. И надпись на фотографии: «Доброму и умному товарищу, прекрасному человеку, Танюте Аксёновой…»

Стёпичев разбирал на своём столе какие-то бумажки, быстро читал, некоторые складывал в верхний ящик стола, остальные рвал. На угол сложил стопку потёртых блокнотов. Позвонил куда-то и попросил приготовить досье по Таймыру. Задвинул ящик, запер, ключ положил на стол Белякова.

— Всё. Можно ехать. — Он сел верхом на стул, достал пачку сигарет, протянул Тихонову.

— Спасибо, не курю. Далеко собираетесь?

— Талнах, Северный Таймыр. Гидростанцию и металлургический комбинат пускать будут. Там-то всё в порядке, а вот у вас как — по-прежнему ничего?

— Ноль. На вас надеюсь — думаю, поможете. Вы когда последний раз Аксёнову видели?

— В понедельник, около пяти.

— Потом она ушла?

— Нет, я ушёл первым. Таня ещё оставалась. Я её звал ужинать — она сказала, что ей надо поработать.

— Больше никого в отделе не было?

— Нет. Собственно, заходил Беляков. Но он в понедельник был «свежей головой», так что в отделе почти не показывался.

— Как это — «свежей головой»?

— На каждый номер выделяется человек, который приходит, когда вёрстка номера уже готова и вылавливает из него «ляпы».

— Понятно. Вы не обратили внимания, какое у Тани было настроение в этот день?

Стёпичев пожал плечами:

— Трудно сказать. Вроде бы нормальное. Она ведь вообще была очень спокойной.

— Спокойной или флегматичной?

Стёпичев взмахнул сигаретой:

— Это, знаете ли, только в школьном учебнике люди разбиты на четыре подкласса: флегматики — холерики, меланхолики — сангвиники. В жизни сложнее подогнать человека под эти рамки. Таня была обычной молодой женщиной — весёлой, добродушной. И, кроме того, когда вот так внезапно погибает близкий человек, в первое время почему-то уходит из памяти самое главное. Мелочи какие-то остаются, пустяки.

— Вы не знаете, были у неё враги?

— Не думаю. Недоброжелатели какие-нибудь, наверное, как у всякого человека, были. Но такие, чтобы убить, — вряд ли.

— А что она в понедельник днём делала?

— Сейчас подумаю. Дай бог памяти. Так, с утра она писала отчёт о командировке…

— Простите, а когда она приехала из командировки?

— В субботу утром. Таня ездила на лавсановый комбинат в Ровно, неделю там была. Привезла очерк. Да! Говорила, что нашла какой-то поразительный материал для рубрики «На моральные темы», но что-то ей ещё должны были не то прислать, не то она должна была проверить. Я сам был в закрутке и как-то пропустил это мимо ушей. Да оно, собственно, сейчас уже не имеет значения…

Стас спросил как бы между прочим:

— Аксёнова не замужем?

— Нет. У неё был один человек. Не знаю даже, как его назвать, — жених, что ли.

— Вы о Ставицком говорите?

Стёпичев взглянул на него удивлённо:

— А вы уже о нём знаете?

— Пока очень мало. Я как раз и хотел что-нибудь интересное о нём узнать.

— Да ничего, по-моему, в нём нет интересного! Актёр! Таким всю жизнь не хватает одной роли, чтобы стать знаменитыми.

— Я хочу вам напомнить — мы об обстоятельствах убийства почти ничего не знаем. Нам лишь известно, что Таню убил высокий молодой человек в тёмном пальто с чемоданчиком в руке, — сказал спокойно Стас.

— Во-первых, Ставицкий ходит в сером пальто, а во-вторых, я не верю, что он может быть к этому причастен.

— Во-первых, я вам не сказал, что подозреваю Ставицкого, — мне просто надо лучше знать людей из окружения Аксёновой. А во-вторых, в уголовном розыске «Не верю!» — это не аргумент. Мы предпочитаем факты.

— Видите ли, я его не люблю и не могу быть объективным. А вам необъективность сейчас может только навредить. Да и действительно я его очень мало знаю. Встречался с ним несколько раз, и мне он не понравился. По-моему, просто хлыщ, который дома снимает с себя интеллигентность, как пиджак. Мне иногда казалось, что Таня его терпит, потому что дала себе слово сделать из него человека. А может быть, я и неправ, не знаю…