Аркадий Вайнер - Право ходить по земле

Начнём сначала. Приехала она из командировки в субботу. Отсюда снова поедем вперёд. И каждый факт надо взять на ощупь. Надо выяснить всё насчёт командировки. Отправлюсь-ка я опять в редакцию.

Беляков встретил Стаса теплее, говорил с ним вроде сочувственно. «Хороший видок у меня, наверное», — подумал Тихонов. На Танином столе было уже пусто, аккуратно вытерта пыль и только под стеклом ещё лежала фотография счастливо смеющегося космонавта с надписью «Доброму и умному товарищу, прекрасному человеку…» Беляков перехватил взгляд Стаса, извиняющимся тоном сказал, тяжело вздохнув:

— Ничего не попишешь, жизнь продолжается…

— Да, жизнь продолжается, — кивнул Тихонов. — Но в какой-то миг она остановилась. Нам надо вернуться к нему. Вы сказали мне, что Таня вышла на работу в субботу, двенадцатого, а командировка у неё была по десятое. Откуда это расхождение?

— Разве? — удивился Беляков. — Я, честно говоря, не помню уже. Может быть, мы с ней договорились раньше. Не помню.

— Постарайтесь вспомнить, это важно.

— Вообще-то у неё были отгулы за дежурства, может она использовала? Не могу вспомнить, говорила ли она мне…

— Напрягите память, свяжите с какими-то событиями! У вас же должна быть творческая ассоциативная память. Помните, как у Чапека: «О шея лебедя, о эта грудь…»?

— Не помню, — развёл руками Беляков.

— Ладно, — сказал Тихонов. — Мы с вами в прошлый раз смотрели блокнот Аксёновой. Он у вас сохранился?

— Да, я оставил его себе на память.

— Одолжите его мне на несколько дней, — попросил Стас, — я его верну потом.

С видимым сожалением Беляков достал из стола блокнот:

— Только, пожалуйста, верните, не забудьте.

— Хорошо, — сказал Тихонов, листая блокнот. Всё то же самое. И в конце эти непонятные фразы. И фамилия «А.Ф. Хижняк».

— Вы не знаете, случайно, кто такой Хижняк? — спросил Стас, показывая Белякову запись. Тот близоруко щурился, долго внимательно смотрел, полистал страницы в обратном порядке, пожал плечами:

— Тут полно разных фамилий. Она ведь со многими людьми встречалась. Вот здесь ещё какие-то: Ли, Дербаремдикер, Синёв, Громов…

«Но Хижняк — последняя фамилия. Потом её убили, — сказал себе Стас. — А может быть, здесь вообще никакой связи нет…»

В бухгалтерии Стас долго рассматривал отчёт Аксёновой по командировке, пытаясь вместе с Таней повторить маршрут. Билет на самолёт Москва—Ровно, счёт за шесть дней проживания в гостинице, железнодорожный билет в купейный вагон.

Восстановим снова. В Ровно Таня прилетела третьего февраля. Счёт в гостинице открыт тем же числом. Закрыт девятого. Минуточку, от третьего до девятого — семь дней. Значит, она поселилась в гостинице во второй половине дня и в первой половине уехала, — поэтому ей посчитали шесть дней. Поезд от Ровно до Москвы идёт около суток. Если она уехала в середине дня девятого, то в середине дня десятого она должна была быть в Москве. А Галя, её сестра, категорически утверждает, что Таня приехала в пятницу утром, — одиннадцатого. Где же ещё она была почти целые сутки? Тихонов взял железнодорожный билет и внимательно посмотрел на свет. На тёмном квадратике картона были видны еле заметные светлые точки компостерных щипцов…

— Этот билет выдан железнодорожной кассой станции Ровно на скорый поезд номер шестнадцать, который прибыл на наш вокзал десятого февраля в шестнадцать часов двадцать минут. Но в Брянске десятого числа билет был прокомпостирован на сутки. Затем его владелец сел в двадцать три сорок на московский поезд и прибыл в Москву одиннадцатого февраля в восемь часов утра. — Билетный кассир взглянул на отчуждённое лицо Тихонова и добавил: — Нет, нет, вы не сомневайтесь, у нас чёткий график и перевозки на учёте.

— Конечно, конечно, — согласился Тихонов и спросил: — А когда этот скорый прибыл в Брянск?

— Сейчас посмотрим по расписанию, — кассир пробежал карандашом по колонке цифр, — десятого февраля в девять пятнадцать утра.

— Спасибо…

Тихонов вышел на привокзальную площадь. Часы на башне громыхнули четыре раза. Холодный сырой ветер с Москвы-реки хватал разгорячённое лицо. Тихонов, задумавшись, прошёл остановку, вышел на Бородинский мост. Вода в реке не замёрзла, коричневая, грязная, подёрнутая лёгкими клочками пара, она несла изгрызанные жёлтые глыбы льда. Тихонов стоял на мосту, облокотившись на перила, на едком пронизывающем ветру, и смотрел в тёмную рябую глубину. На мутном сморщенном зеркале воды он пытался начертить какую-то схему. Потом с остервенением плюнул вниз, как будто река скрывала всё, будто она не пускала к истине… Почему Брянск? При чём здесь вообще Брянск? Брянск-то откуда здесь взялся?..