Николай Леонов - Доброе лицо зла

– Повторюсь: не твое дело. Слухи, говоришь? Не люблю я слухов! И каков же их источник? Слухи могут дойти до нежелательных ушей… Слухи мы должны пресечь… Самыми решительными мерами. Вот завтра утречком ты мне скажешь, кто больше всего трендит. И о чем…

Странно: обычно немногословный Волчонок завелся чуть ли не на четверть часа. Его разглагольствования о слухах особой новизной не отличались, но Сергей внимал им безмолвно. Ему вдруг показалось, что его бывший комвзвода просто говорит первое, что придет на ум, а сам в это время думает о чем-то неимоверно для него важном. Принимает какое-то решение.

Знать бы, какое!

…Два человека, сидящие сейчас на лавочке в зарослях бузины и тихо разговаривающие о весьма нерядовых вещах, были во многом похожи друг на друга. Не внешне, тут как раз было мало общего. Внутренне. Оба они были крайними и убежденными индивидуалистами.

Индивидуализм, вообще говоря, штука замечательная! Нет, в самом деле. По крайней мере он куда предпочтительнее тупого «коллективизма», который иногда хочется чисто по-русски назвать стадностью. Кто живет стадами и ходит гуртом – известно. Скотина. Скотину доят и стригут, а порой и режут. Кошка, которая «ходит где вздумается и гуляет сама по себе», вызывает если не большую симпатию, то большее уважение. Но индивидуализм хорош – для своего носителя – только тогда, когда он опирается на что-то внешнее: чувство, допустим, любовь или ненависть, некую идею… Масштабы и степень реализуемости идеи безразличны – пусть будет хоть торжество эсперанто во всемирном масштабе или феерический расцвет отечественного футбола.

Если же индивидуализм такой внешней подпорки не имеет, если он направлен только внутрь, то возможны два исхода. Когда такое мировоззрение – бессознательно, конечно же! – исповедует человек недалекий, проще говоря, дурак, и если судьба будет к этому человеку хоть чуточку благосклонна – все в порядке! Дурак будет жить да радоваться и сойдет в могилу счастливейшим из смертных. А вот если подобный строй мыслей отличает человека умного, да еще с фантазией, – пиши пропало! Такой либо свихнется рано или поздно, либо начнет со временем прикидывать, как бы к какому-нибудь крюку половчее веревочку пристроить… Но это в том случае, если у него совесть имеется, хотя бы в зачатке. А если нет? Тогда он превратится в холодного и жестокого циника, оголтело отрицающего все законы – и божеские, и человеческие.

Тот, кого Сергей Пугачев привычно называл Волчонком, отличался еще одной особенностью характера. Он относился к натурам, которым жизненно необходимо ощущать свое превосходство над другими людьми, безразлично в чем – в злых делах или в добрых. Да и не различают они таких этических нюансов, плевать хотели на добро и зло, эти понятия в их мировоззрении более чем относительны. Абсолютной же ценностью является категория успеха. Только понимаемая, опять же, очень специфически.

Это не примитивные честолюбцы, внешние проявления успеха: слава, внимание масс-медиа, толпы восторженных поклонников, публичные почести, регалии с побрякушками и все прочее в том же духе – им безразличны.

Нет! Для них важна только самооценка, а до того, что думают о них другие, они снисходить не желают. Зато ради того, чтобы доказать самим себе собственную уникальность, убедиться в своем превосходстве над серой массой человеческого стада, они могут пойти на все. Для индивидуалиста такого пошиба все средства хороши!

Бывает, что среди них встречаются совсем особые характеры, люди, которых завораживает и притягивает смертельная опасность, любители поиграть ва-банк с костлявой. Жизнь? Не столь уж дорого она стоит, чтобы трястись над ней жалким скрягой. Ее всегда можно поставить на карту. А чужие жизни вовсе ценности не имеют. Ни-ка-кой.

…Человек, который душным июньским вечером разговаривал с Сергеем Пугачевым, всегда находился в плену одной мысли: пробиться! Пробиться на самый верх, безразлично, какими путями и способами. Доказать себе: я это могу, и ничто на свете меня не остановит.

Но его останавливали! Сбивали на самом взлете, подшибали крылья. Кто? Люди и… обстоятельства. Так закончилась, толком не начавшись, его военная карьера, а ведь каких высот он мог достичь! Ему нравилось воевать. Очень нравилось. Убийство не вызывало в нем отвращения. Скорее наоборот.

Он прекрасно помнил тот день, когда, проводя «зачистку» одного из чеченских сел, он непростительно увлекся, не сладил с азартом вседозволенности, опьянел от крови. Он тогда ощущал себя карающим богом, и до чего же это было приятно, как кружило голову! А то, что его самого могли в любой момент убить, лишь придавало волшебному чувству всемогущества, абсолютной свободы особую остроту. Дрожащий в руках «АКМС», тела, валящиеся под ноги бескостными сломанными куклами, крики метавшихся в панике людей, их выпученные в безумном ужасе глаза, стоны раненых, пятна свежей крови на стенах, ее острый запах, мешающийся с тухлятиной сгоревшего пороха и дымом пожаров… И восхитительное согласие с самим собой. Момент истины, за который ничего не жалко. Мало кому дается возможность заглянуть в эти потаенные глубины. Тех, кто после такого откровения сохраняет здравый ум, еще меньше.