Николай Свечин: Выстрел на Большой Морской

— Бр-р! А Мишка Самотейкин?

— Сегодня утром свезён на Пряжку, в психиатрическую лечебницу. После того, как ты его побил, у Мишки что-то случилось с головой. Заговаривается, плачет…

— А он не пртиворяется?

— Такие люди не умеют притворяться. Смотритель секретных камер рассказал: из нашего колосса словно выпустили воздух. Ссутулился, худеет на глазах, сделался робок и послушен. То ли Мишка считал себя непобедимым, а ты его развенчал; то ли последний удар задел мозг. Вчера вечером Самотейкин попытался разбить себе голову об угол печки. На Пряжку его отправили в смирительном камзоле.

— Задел мозг… Было бы что задевать, — буркнул Лыков, но в душе испытал неловкость. Последний удар, действительно, выглядел лишним; Мишка уже не сопротивлялся. С другой стороны, жалеть убийц не числилось в его правилах. Варил бы колбасу — остался бы жив!

— Рупейто выдал Быкова? — сменил неприятную тему Алексей.

— Да. Оказывается, именно благочинный придумал всю засаду и выдал им патрон кизельгура. Теперь отец Николай попался!

— А идея Горсткина накрыть его в компании с бандитами?

— Эффенбах телеграфирует: арест планируется через два дня. Скоро ты опять поедешь в Москву, на этот раз надолго, до самой коронации; там отдашь Казистому должок. Я встречался сегодня утром с Победоносцевым. Константин Петрович в страшном гневе. Обещает по гроб запереть попа-«ивана» в тюрьме Суздальского Спасо-Евфимьевского монастыря. У священнослужителей свои порядки; там всё возможно.

— Когда будем брать Большого Сохатого?

— Это без тебя. Его разыскивает Петербургское сыскное за убийство сторожа. Один из членов банды раскололся и даёт показания. Его водят по улицам для опознания, наудачу. Я шепнул Виноградову правильный адресок. Завтра парня как бы случайно привезут в 6-ю Рождественскую, и он укажет на твоего приятеля. Ты окажешься ни при чём.

— Понятно. Последний вопрос, Павел Афанасьевич. Что будем делать с Пахомом Стамезкиным? Нешто так и дадим старому душегубу умереть в своей постели?

— И этот вопрос уже решён. Пока ты куролесил по Москве, я встретился с отставным генералом от инфантерии Львом Иовлевичем Апушкиным.

— С Апушкиным? — поразился Лыков. — Из того рода?

— Да. Это друг моего покойного батюшки, бывший саратовский губернатор. И старший брат того молодого барина, которого полвека назад удушил в Поиме Стамезкин. Ему сейчас 86 лет, и он ещё очень бодр. Всё ему рассказал, и про получарки в комоде упомянул. Это же главное доказательство… Ты бы видел, как Лев Иовлевич меня благодарил! И тебе велел в ноги кланяться. За то, что при жизни узнал, пусть уже и на склоне лет, тайну гибели своих единственных брата и племянника.

— И… что же дальше?

— Вот, почитай. Тут всё написано.

И Благово протянул Алексею номер «Ведомостей Санкт-Петербургского Градоначальства» недельной давности. Чернилами была обведена заметка под названием: «Загадочное убийство на Холерном кладбище». В заметке рассказывалось, что сторож заброшенного кладбища Иван Иванов, 78-ми лет, был найден в своей избушке связанным и повешенным. У него во рту, забитая в самую гортань, обнаружилась серебряная получарка старинной работы, с гербом дворянского рода Апушкиных. Генерал от инфантерии Лев Апушкин, последний представитель старинного угасшего рода, не смог разъяснить происхождения получарки. Сыскная полиция продолжает расследование…

— Как всё произршло?

— Не знаю. И спрашивать не буду. Полагаю, Лев Иовлевич взял с собой старого верного денщика Данилу — а тот ещё весьма крепок — и они приехали на кладбище. Обнаружили получарки, и совершили правосудие. Пять штук генерал взял себе, а шестую забил в глотку старому душителю. И правильно сделал.

— Согласен. Нечего было людей убивать. Не люблю я этого.

Благово шёл на службу правым берегом Фонтанки размеренным шагом, обходя подмёрзшие за ночь лужи. Начало октября… Скоро каналы закроются льдом, задуют ледяные ветры, заскрипит под полозьями снег. Действительный статский советник сменит шаг на галоп, а в кабинете будет долго отгреваться чаем. Лыков вернулся из Сибири с тремя огромными синяками на спине, но живой и здоровый. Хорошо… Получил Станиславскую звезду [131] Орден Святого Станислава 2-й степени со звездой. и камер-юнкерских орлов в петлицы — это в 26 лет! А поскольку разбогател в Забайкалье, то начал потихоньку готовиться к свадьбе. [132] См. книгу «„Демон“ преступного мира» («Между Амуром и Невой»). Его, Благово, тоже не обошли наградами: навесили на задницу ключ [133] То есть, сделали камергером. , и теперь он обязан присутствовать на всех дворцовых приёмах плюс ещё дежурства. Как там у Козьмы Пруткова? «Камергер редко наслаждается природою». И ведь действительно — редко! Когда он, к примеру, последний раз рыбачил в Гатчине? Ох, давно…