Виктор Пронин - Банда

Кто-то побежал вслед за мотоциклом, пытаясь на ходу рассмотреть номер, но через десяток метров понял бессмысленность своей затеи, кто-то наклонился к пострадавшему, но тут же отшатнулся, увидев кровавые дыры в груди, некоторые бросились к телефонам-автоматам, которые, конечно же, не работали — прожженные сигаретами диски, обрезанные трубки, разграбленные монетоприемники, вскрытые рукой дурной и безжалостной. Разумнее всех поступил парнишка в белой шведке — вошел в подъезд жилого дома, постучал в первую же квартиру и по домашнему телефону вызвал “скорую помощь”, хотя в этом уже не было надобности. Все с тем же самообладанием он позвонил и в милицию. Как потом выяснилось, именно его сообщение оказалось самым надежным.

— Записывайте, — сказал он. — Три минуты назад совершено убийство... Перекресток рядом со сквером... Двое на мотоцикле, в шлемах. Стреляли из обреза. Номер замазан грязью... Свернули в переулок направо. Поторопитесь, пока есть свидетели, — добавил он, почувствовав недоверие дежурного.

"Скорая — приехала через десять минут — видимо, в этот ранний час у них не было вызовов. И тут же примчалась милицейская машина.

— Вот оно как бывает, вот! — не замолкая твердила женщина. — Вот так и бывает, а вы как думали!

— Зря стрелять не станут, — раздумчиво произнес мужичок в синем спецовочном костюме. — Еще надо разобраться — кого, за что...

— Уж если пошли на такое... Это надо заслужить.

— Вот так хлопнуть средь бела дня и ищи-свищи!

— Заслужить надо, — твердил толстяк, пристально оглядывая толпу, видимо, в поисках того, кто собирается возразить. Но никто не возражал и он опять повторял все с большей убежденностью, — и не говорите мне! Такое просто так не случается! Это надо заслужить!

— Заслужишь! — обронил молодой парень. Санитары молча положили тело на носилки, вдвинули их в машину, захлопнули заднюю дверцу и отъехали. Прибежавший участковый вызвал дворника из соседнего дома и велел навести порядок. Дворник откровенно прикидывался дураком, делал вид, что ничего не понимает, не знает, как ему поступить, что вообще он человек темный, ни к чему не приспособленный и даже сделал попытку удрать, но участковый проявил твердость.

— Слушай, ты! Хмырь болотный! Исполняй, когда тебе говорят, а то я тебя обещаю — будем встречаться чаще!

— А я что, я ничего...

— Засыпь кровь песком, песок сгреби и унеси. Потом это место окати водой. Понял?

— Так ведь песок найти надо!

— Помочь? — с тихим бешенством спросил участковый.

— Справимся, — недовольно проворчал дворник, но все сделал быстро, хотя не переставал чертыхаться — дескать, убирать прилегающие улицы в его обязанности не входит.

— Слушай, ты! Хмырь! Если хочешь я тебя добью твоими же обязанностями! Ты у меня сделаешь двор образцовым, понял?!

— Ладно-ладно... Расходился, понимаешь, как холодный самовар...

Подъехавшие оперативники из управления внутренних дел бросились искать свидетелей, спрашивать о подробностях, но ни от кого толком ничего добиться не могли. Кто ушел, не желая связываться, кто промолчал, охваченный необъяснимым страхом, а кто про себя решил, что уж если хлопнули мужика, то за дело. Но нескольких оплошавших свидетелей все-таки удалось уломать — дали они свои телефоны, позволили записать фамилии, согласились побеседовать со следователем, хотя сразу предупредили, что видели мало, помнят и того меньше, а уж судить о случившемся им и вовсе не дано.

Через полчаса уже новые прохожие, конторские, более нарядные и ухоженные, торопились мимо этого места. И никому в голову не приходило, что сыроватое пятно на траве совсем недавно, еще этим утром было Николаем Пахомовым, неплохим парнем, но уж больно самолюбивым и обидчивым.

Примерно через полчаса в кабинете прокурора Анцыферова раздался звонок. Хотя звонили по прямому, он выждал три-четыре звонка, и лишь потом поднял трубку. Звонил начальник городской милиции генерал Колов.

. — Издалека к телефону бежал? — спросил усмешливо.

— Дай отдышаться, — ответил Анцыферов. Человек, который постоянно слышал бы их разговоры, наверняка заметил бы некоторую странность — они не здоровались и не представлялись, сразу узнавая друг друга по голосу, по той доверительности, которая с некоторых пор установилась между ними. Это было удобно — посетители в кабинете, если таковые и оказывались, никогда не знали, с кем разговор, о чем. Но сегодня их кабинеты были свободны от посторонних и оба могли говорить откровенно.