Татьяна Степанова - Девять воплощений кошки

– Но, Виктория Феофилактовна…

– Подождите, вы лучше скажите мне, что мы смогли позволить себе из государственного финансирования к столетнему юбилею? Что? То-то и оно. А тут сразу такое пожертвование от частного лица с темным криминальным прошлым. Я не говорю, сколько стоит эта коллекция. Она бесценна.

– Но Узбек… то есть, простите, он, владелец, Саддыков никогда не сидел в тюрьме. С этой стороны как раз все чисто.

– Во всех репортажах его именовали отцом… крестным отцом мафии. Попомните мои слова, Кристина, – эти из Счетной палаты приехали для того, чтобы не позволить нашему музею в полной мере распоряжаться коллекцией. По завещанию «Проклятая коллекция» входит в фонды музея с обязательным условием демонстрации, организации постоянной экспозиции в нашем музее личных коллекций. Во всех каталогах, на всех сайтах должны быть указаны имя, фамилия ее прежнего хозяина, нашего дарителя. Не Узбек, а уважаемый Ибрагимбек Саддыков. Он этого хотел, именно этого он и добивался. Посмертной славы. Потому что как только эта коллекция появится в открытом доступе, она станет гвоздем. Такой же визитной карточкой нашего музея, как Египетский зал, как Золото Трои.

– Вы считаете, что они не позволят нам выставлять его коллекцию?

– Не позволить официально они не могут. Но они могут прислать нам проверку Счетной палаты. Всегда найдется, к чему придраться. Кристина, мы должны быть стойкими. Вы понимаете меня? Наш долг быть стойкими и не поддаваться на провокации. Даже больше – устранять малейшую возможность провокаций.

Кристина помолчала.

– О чем вы хотели со мной посоветоваться? – спросила она после третьей возникшей в разговоре крохотной паузы.

– А мы уже с вами посоветовались. Разве нет?

– Да, конечно. Я понимаю. Можете положиться на меня. Я вот что подумала…

– Что?

– Название историческое… очень мрачное и вместе с тем полное тайны, да просто сногсшибательное в смысле рекламы для музея. «Проклятая коллекция»… да к нам очереди будут выстраиваться километровые, как на Дали и Пикассо, лишь бы краем глаза взглянуть! «Проклятая коллекция» – это же настоящий бренд. Но вот странность…

– Какая же странность? – Виктория Феофилактовна улыбалась.

– Он же умер. Узбек… его застрелили через несколько месяцев после того, как он купил «Проклятую коллекцию».

– Его бы застрелили все равно, даже если бы он не приобретал «Проклятой коллекции». Они думают, я тут ничего не понимаю. Смотрю телевизор и глотаю все, что они там врут. У него ведь сначала отняли, закрыли тот ужасный рынок. Ему дали понять, когда закрывали рынок. Но он, видно, не угомонился, этот несчастный старик. Криминальных авторитетов просто убирают, вычеркивают из списка, если они не понимают, когда их предупреждают вот так.

– Но я читала… ведь не только он… ВСЕ владельцы «Проклятой коллекции» умирали. Министра этого в Египте повстанцы повесили, и эта египетская певица из Каира в пятидесятых годах… «Соловей Египта» ее называли. Коллекция ведь принадлежала ей. И она наглоталась таблеток.

– Для похудения, и у нее не выдержало сердце. Неважные были лекарства в пятидесятых. Энвер-паша тоже был владельцем «Проклятой коллекции», он умер в возрасте восьмидесяти лет в Ницце и оставил пятнадцать детей. Все это сплошные суеверия, дорогая моя.

– Но я читала, что стоит лишь «Проклятой коллекции» появиться, кто-то непременно умрет.

В кабинете повисла новая крохотная пауза.

– Все это суеверия, – повторила Виктория Феофилактовна. – Знаете, я попросила телохранителя Саддыкова… Юсуф его зовут, такой задумчивый, печальный, молодой… он приедет сегодня вечером со своей частью документов на коллекцию. Аудитор Счетной палаты госпожа Юдина должна с ним встретиться тут, пусть сама посмотрит документы. И пусть он, этот душеприказчик Узбека, тоже познакомится с ней. Он не глупый парень. Он сразу поймет, какие цели преследует госпожа Юдина.

– Конечно, она захочет посмотреть все документы. И все же не часто музеи становятся обладателями коллекций, овеянных такими вот суевериями… за которыми, как шлейф, тянется смерть.

– Вы словно пытаетесь угадать, кто умрет? – Виктория Феофилактовна усмехнулась. – Дорогая моя Кристина, мне семьдесят пять. И я давно ко всему готова.

Как ни отвлекайся, как ни переключайся, но осадок от «Приюта любви» остался кошмарный.

В понедельник Катя сразу позвонила в дежурную часть Красногорского УВД, поинтересовалась – не задержан ли уже подозреваемый по делу зооотеля.