Юрий Ребров - Все золото Колымы

На первый допрос Климова пришел полковник. Он сидит за столом Киселева и, как всегда, старается не смущать меня: рассматривает ручку, изучает какие-то служебные бумаги, всем своим видом говоря: не обращай внимания на старика, хлопец! Проводи допрос самостоятельно, не тушуйся.

— Начнем по порядку... Стало быть, ваша настоящая фамилия Савельев? Павел Вениаминович Савельев, тридцать седьмого года рождения. Дважды судимы и оба раза по одной и той же статье. Можно сказать, вы однолюб.

— Так, гражданин следователь, уже и возраст не тот, чтобы менять свои привычки. Как гласит французская поговорка: «Всегда возвращаешься к первой любви». Не правда ли, примечательное высказывание?

— Оставим это в стороне... Скажите, что вас заставило на старости лет изменять привязанностям? Ведь продажа и скупка золота — это, как вам хорошо известно, совсем другая статья.

— Услышав подобное заявление, я вправе предположить, что у вас имеются соответствующие доказательства?

— Вправе, вправе, Савельев! Вот протокол опознания вас Ванилкиным и Синицыным.

Савельев внимательно рассматривает бумаги, которые я ему даю, и остается удовлетворенным.

— Совершенно правильно, гражданин следователь, совсем запамятовал! Был такой грех с золотишком или, как его называют в наших кругах, с «рыжьем»! Но прошу занести в протокол — это эпизодический случай, и в моей практике он является прискорбным исключением. А вообще не буду скромничать: мне есть что вспомнить! Лет восемь назад в нашей прессе, нынче моднее ее называть средствами массовой информации, описывался случай, когда я группе алчных граждан продал стеклянные безделушки в качестве бриллиантов. Между прочим, делается это примитивно! Берутся два одинаковых футляра — в одном настоящий бриллиант...

Я не мешаю Савельеву заниматься воспоминаниями. Он напоминает глухаря, даже слегка глаза прикрыл, вновь переживая свои былые «подвиги». Полковник понимает мою тактику. Надо задать вопрос в самый неожиданный момент. Неожиданный для Савельева-Климова. Его линия ясна — он с удовольствием возьмет на себя любое дело, кроме «мокрого». А ведь есть еще покушение на жизнь Бакузовой, и, согласно, презумпции невиновности, надо доказать совершение им всех преступлений. Савельев — опытный преступник. Он способен изворачиваться и врать часами, спешить ему некуда, а мне надо фактами убедить его, что запираться бесполезно.

— ...Великолепный был виртуоз этот Соломон Маркович, — продолжает повествовать о своей одиссее Савельев, — какие он делал бриллианты из стекла. И за какие деньги их приобрели алчные граждане! Можете мне поверить: за вполне приличные деньги...

— Интересно, какие нужны были деньги, чтобы вы пошли на «мокрое» дело?

— Простите, гражданин следователь, но эти вопросы совсем не по моему профилю. — Не похоже, что Савельева мои вопросы застали врасплох. Во всяком случае, своего беспокойства он не выдал ни одним движением, разве что стал держаться поразвязнее и изъясняться в другом стиле. — Вы, может, имеете в виду своего коллегу? Очень симпатичный, должен вам признаться, молодой человек! Но вы сами понимаете, когда тебя хватают за рукав, ты невольно вырываешь руку. Особенно, если это как-то касается такого нервного человека, как я. Я его только оттолкнул. Это может подтвердить целая улица свидетелей. И я не виноват, что рядом оказалась машина и шофер не сумел вовремя затормозить! Просто диву даешься, куда смотрит ГАИ, выдавая водительские удостоверения...

— А вы здорово постарели, Савельев... — Это полковник вступает в разговор.

— Так ведь существует поговорка, гражданин полковник: «Ничто так не старит, как годы...»

— Так и лет не так уж много прошло. У вас тогда, помнится, кличка была: Пашка-аферист. Правильно я говорю?

— Столько кличек, столько фамилий... Все и не припомнишь... Это у вас статистика, кибернетика, а мы без этого пока обходимся. Да, был я, гражданин полковник, Пашка-аферист, только вот никак не доживу до Павла Вениаминовича...

— Да, постарели, постарели, Савельев. Только по разговору и узнал...

— Так что ж я вам про бриллианты травлю? Это же вы то дело вели! Как-то не признал вас сразу: солиднее стали, гражданин полковник. Вы уж подтвердите своему сотруднику, что Пашка-аферист на «мокруху» ни за какие деньги не пойдет.

— А чего подтверждать, когда пошел? Пошел, да еще «засветился» так, что за километр видать. Не пойму только, к чему все это?

— Гражданин полковник, вы меня ставите просто в неловкое положение... Я же на себя могу взять десяток «мокрых», и ни один суд камень в меня не кинет, как говорится в чуждом нам Евангелии. Это вы мне должны доказать, что я преступник, а я обещаю сидеть ровно и не задавать глупых вопросов.