Ю Несбё - Пентаграмма

— Очень приятно, — сказал он.

— И мне, — отозвалась Олауг, надеясь, что в полумраке не видно ее слез.

Тойя Харанг не замечала запаха, пока они не выехали на Йосефинес-гате.

Она с подозрением взглянула на таксиста. Смуглый, но все-таки не негр, иначе бы она не рискнула сесть в машину — дело тут не в расизме, а в статистике.

Тогда откуда этот запах?

Она заметила, что шофер поглядывает на нее в зеркало. Может, она оделась слишком вызывающе: чересчур глубокий вырез или короткая юбка? У нее мелькнула другая мысль — куда приятнее. Может, он узнал ее, потому что читал сегодняшние газеты, где на фотографиях была она, Тойя Харанг. «Наследница музыкального трона», — писали газеты. Правда, в «Дагбладе» ее назвали «очаровательно неуклюжей» и заявили, что она правдоподобнее сыграла цветочницу Элизу, чем светскую даму, в которую ее превратил профессор Хиггинс. Но все критики сходились в одном: танцевала и пела она лучше всех на свете. Вот. Что бы на это сказала Лисбет?

— На праздник? — спросил таксист.

— В некотором роде, — ответила Тойя.

«Праздник для двоих», — подумала она. Праздник для Венеры и… как там его? Ну, второе имя?.. Ну ладно, зато Венера — это она. Вчера, когда они отмечали премьеру, он подошел к ней, прошептал на ушко, что он давно ее тайный поклонник, и пригласил к себе домой на сегодняшний вечер. Он даже не старался скрыть свои намерения, и ей бы следовало отказать. Категорически и решительно.

— Наверное, будет весело, — с оттенком зависти произнес таксист.

Категорически отказать. Она до сих пор помнила запах сена и силоса, видела перед собой полоски света на засыпанном соломой полу амбара и пряжку отцовского ремня, которым в нее пытались вбить правила поведения. Категорически отказать. Она не забыла, как потом на кухне мать гладила ее по голове и спрашивала, почему Тойя не может быть, как Лисбет, — послушной умницей. Однажды Тойя вырвалась и закричала, что она такая, какая есть, и, наверное, набралась этого у отца, она видела, чем они с Лисбет занимаются в сарае, разве мама этого не знала? Тойя увидела, как изменилось мамино лицо, не потому что мать поверила, а потому что дочь теперь ни перед чем не остановится, чтобы сделать им больно. Тогда Тойя завизжала, что всех их ненавидит. Из комнаты с газетой в руке пришел отец. По их лицам Тойя видела: они понимают, что вот теперь она не врет.

Интересно, а сейчас, когда все остались там, далеко, она по-прежнему их ненавидит? Этого Тойя не знала. И едет она туда вовсе не из ненависти к «правильным» родителям или сестре, нет, согласилась просто ради забавы. И еще потому, что отказаться от такого предложения было просто невозможно.

Она дала таксисту двести крон и улыбнулась, отказавшись взять сдачу. Несмотря на запах в машине. Только когда такси уехало, до нее дошло, почему шофер так на нее смотрел. Пахло не от него, а от нее.

— Проклятье!

Она чиркнула ковбойским сапогом по краю тротуара — там появилась коричневая полоска. Она поискала глазами лужу, но их в Осло не было уже недель пять. Махнув на все рукой, она подошла к двери и позвонила.

— Да?

— Это Венера, — мурлыкнула она и про себя улыбнулась.

— А это Пигмалион, — ответил голос.

Вот, точно!

Домофон на входной двери заурчал. Тойя на секунду замешкалась — последняя возможность к отступлению. Она решительно откинула волосы назад и открыла дверь.

Он ждал ее у входа в квартиру с бокалом в руке.

— Ты сделала, как я просил? Никому не сказала, что едешь сюда? — спросил он.

— Да ты что, с ума сошел? — Она закатила глаза.

— Возможно. — Он распахнул дверь. — Заходи, познакомишься с Галатеей.

Она рассмеялась, хоть и не поняла, о чем он. Рассмеялась, хоть и почувствовала, что вот-вот случится что-то ужасное.

Харри припарковался чуть ниже по Марквейен, заглушил мотор и вышел из машины. Прикурил сигарету и посмотрел вокруг. Людей на улицах не было, казалось, все попрятались по домам. Невинные белоснежные облака успели превратиться в тучи и укрыть небо свинцово-синим одеялом.

Он прошел мимо стен, изукрашенных граффити, и остановился у входной двери. Отбросил сигарету, от которой остался один фильтр, и позвонил. От этой жары у него потели ладони. Или от страха? Он посмотрел на часы и отметил время.

— Да? — ответил раздраженный голос из домофона.

— Добрый вечер, это Харри Холе.

Нет ответа.

— Из полиции, — добавил он.

— Конечно. Извините, не о том мысли были. Входите.

Дверь открылась, и Харри начал подниматься по длинной, нескончаемой лестнице.