Алексей Макеев - Убийство на бис (сборник)

— А-а-а! — генерал пожал плечами. — Ну… Тогда, конечно… Кстати, я вам еще не говорил? Кемеровские коллеги установили доподлинно точно — шереметьевскую четверку убил именно Альфи Мирзяров. Когда его брали, он оказал ожесточенное сопротивление, и поэтому его пришлось снять снайперу. Пули, выпущенные из его пистолета, были идентичны извлеченным из трупов. Ранен он был смертельно и поэтому уже на второй день, так сказать, преставился. Его спрашивали, зачем же он убил и своего брата. Он ответил, что на все воля Аллаха. Кстати! А Том не сказал, под каким же соусом его увезли из Шереметьева?

— Сказал… — взяв рюмку, Стас описал ею некий контур. — К нему прямо у трапа подрулил какой-то человек и спросил: «Ты к Людмиле? Давай быстрее! Она ждет. А то уже уезжает». Ну и все… Подскочили брюнеты, посадили в машину, мешок на голову, и так — до самого Кемерова. Там — стрельба. Мешок с головы сняли — его похитители в лужах крови. Тут же подскочил какой-то микроавтобус «Мерседес» с тонированными стеклами. Пришел он в себя уже в подземелье. От своих соседей по тюрьме много чего наслушался…

— Да и насмотрелся за неделю плена! — Лев махнул рукой. — И демонстративные зверские изнасилования, и избиения, и даже убийства. Этот чертов Вий устроил настоящий концлагерь. Вот Дэниэл и сделал вывод, что Россия — это страна сплошного террора, смерти и ужаса, и что русских надо срочно спасать от всего этого кошмара. Парень-то он хороший, но и наивный.

— Это верно, что наивный, — согласился Гуров. — Он мне даже так сказал: «Я вижу себя выходящим из православного храма в шапке Мономаха и слышу свои первые слова, обращенные к собравшимся: «Я спасу тебя, святая Русь!»

Слушая его, все негромко рассмеялись. Впрочем, без язвительности — скорее даже с сочувствием.

— Да теперь-то, похоже, ему это все по барабану… — Крячко как-то загадочно улыбнулся. — У него теперь новый жизненный маяк — барнаульчанка Анна. Людмила была, скажем так, спонтанным увлечением, что называется, под горячую руку. Его обидели, взвинтили, и он в душе чувствовал необходимость расквитаться с высокомерными лондонскими гламурщицами. А тут — уже нечто более серьезное. Хотя и драматичное.

— А, кстати! Что это там за Анна? — заинтересовался Орлов.

— Наша спасительница, — со значением в голосе пояснил Гуров. — Она вовремя нажала на спусковой крючок двустволки. А то бы…

Как ему рассказала сама Анна, она была дочерью подневольной наложницы Вия (такую кличку ему дали на зоне много лет назад, где он сидел за грабежи и разбои). Несмотря на свой уродливый вид, тот предпочитал женщин молодых и самых красивых.

Аню похитили вместе с матерью, когда ей было всего десять лет. Прислужники барона умыкнули их прямо с городской улицы. Четыре года Вий использовал похищенную женщину и как наложницу, и как прислугу. Бежать из его логова было невозможно, а забито-молчаливые соседи по поселку если бы даже и знали об их существовании, никогда не рискнули бы об этом сообщить. Этот нелюдь внушал им ужас, леденящий кровь.

Когда Ане исполнилось шестнадцать, Вий пришел к выводу, что настала пора наложницу сменить. Матери Ани в ее присутствии он собственноручно перерезал горло и предупредил, что это же самое будет и с ней, если она посмеет ему противиться. Так Аня и стала его очередной рабыней. Но, помня о смерти матери, девушка знала, что рано или поздно настанет и ее черед. Поэтому она постоянно думала о побеге. Внешне притворяясь всецело ему покорной и даже преданной, в душе она вынашивала планы мести.

Уверовав в то, что она окончательно сломана и никогда уже не посмеет восстать против, Вий, помимо работ по его основному дому (у барона в Лазурном Саду всего было пять домов, расположенных пятиугольником и соединенных меж собой туннелями), поручал убираться и в остальных. Кроме того, поручил он ей и опеку над узниками подземной тюрьмы. После этого несчастные, иные из которых находились там уже не один год, хотя бы стали получать лекарства и более-менее регулярное питание — до этого охранники про них могли не вспоминать и по несколько дней.

В своей тюрьме Вий содержал всякого, кто хоть как-то выразил ему свое неподчинение. Мог отправить в темницу тех, кто ему по каким-то причинам мешал. Да и просто чем-то не понравившихся ему случайных людей, увиденных, например, где-то у дороги. Попасть в подземелье означало одно — умереть там от голода и болезней. Если только еще раньше ради забавы не убьют садисты-охранники. Выхода из тюрьмы для узников не предусматривалось.