Виктор Пронин - Банда 5

Сысцов и в самом деле выглядел гораздо моложе, нежели в те годы, когда занимал пост первого, когда, следуя партийной этике, ходил в черном костюме, темном галстуке, в белой рубашке, когда манеры у него были величественны, голова вскинута в полном соответствии с занимаемой должностью, шея напряжена, а позвоночник неестественно распрямлен. Теперь на Сысцове был пиджак в черно-белую клетку, темные брюки, голубая рубашка без галстука, а клетчатая сумка дополняла его облик — легкий, может быть даже легкомысленный.

— Вика! — заорал Пафнутьев в глубину квартиры. — Иди сюда! Смотри на этого человека! Видишь? Нет, ты скажи, видишь?

— Вижу. — Вика кивнула, и соглашаясь с Пафнутьевым, и здороваясь с Сысцовым. — Вот как ты должна меня одеть! Вот как ты должна меня обуть! Вот во что я должен превратиться!

— Превращу, — согласилась Вика и направилась на кухню.

— Это, Павел Николаевич... — Сысцов никак не мог пристроить свою сумку. — Значит, так... Сейчас, я знаю, порядки другие, молодое поколение выбирает «пепси» и еще черт знает что... А нам, я думаю, поздно менять свои привычки... Я уж, с вашего позволения, рубану с плеча...

— Мне к этому не привыкать, Иван Иванович.

— Простите, забыл... С вами, как и прежде, ухо надо держать востро... Учитывая, что я свалился как снег на голову... Кое-что с собой захватил...

— Это прекрасно! — воскликнул Пафнутьев, снимая неловкость. — Вы помните нашего знаменитого кулинара Николая Ивановича Губу?

— Вот! — радостно подхватил Сысцов. — Вот! И я хотел на него сослаться... Он в свое время для меня накрыл немало столов и... И преподал всем нам достаточно уроков человеческого общения. Поэтому не буду ничего объяснять. — Сысцов поставил сумку перед Пафнутьевым. — Пусть ваша жена разберется в ней сама, а мы тем временем немного поговорим.

— Заметано! — нарочито суровым голосом проговорил Пафнутьев и тут же отволок сумку на кухню. — Значит так, Вика, — начал он, но та его перебила:

— Я все слышала, Паша.

— С вашего позволения, я возьму в сумке один небольшой пакетик, он понадобится нам для разговора. — Сысцов сдвинул «молнию» в сторону, взял что-то небольшое, вроде газетного свертка, и вернулся в комнату.

Пафнутьев придвинул второе кресло, такое же продавленное, как и то, в котором он только что смотрел телевизор, нажал кнопку, погасил экран, задернул штору, чтобы солнце не било гостю в глаза, убрал с журнального столика какую-то дребедень — расчистил пространство для разговора.

— Прошу! — Он указал Сысцову на кресло.

— Спасибо. — Тот осторожно опустился, поддернув на коленях брюки с четкой, наглаженной стрелкой. Пижоном стал Сысцов, фраером, подумал Пафнутьев и тоже сел. — Давно мы с вами не виделись...

— Но друг друга из виду не выпускали, — подхватил Пафнутьев.

— Да... Да, так можно сказать.

— Но одно время вы пропали, Иван Иванович... Говорят, в Кремле обитали, в президентской свите блистали... Верно?

— Было дело.

— Что ж случилось? Если, конечно, этот вопрос вам кажется уместным...

— Президент иногда тасует свою колоду. — Сысцов невесело усмехнулся. — А мне, старому дураку, надо бы об этом помнить... Немного пролетел.

— Бывает... — Пафнутьев небрежно махнул рукой, будто речь шла о сущем пустяке. — И я пролетаю, — утешил он Сысцова. — А кто не пролетает?

Сысцов сцепил ладони в один сдвоенный кулак и положил его на стол. Посидел так некоторое время, глядя на этот кулак, потом исподлобья взглянул на Пафнутьева, словно еще раз прикидывая — там ли он оказался, куда так стремился. Видимо, пафнутьевские штаны на резинке и куртка из женского махрового халата несколько сбивали Сысцова с толку и он убеждал себя в том, что Пафнутьев именно тот человек, который ему нужен.

— Павел Николаевич, — медленно проговорил Сысцов. — Скажите мне, будьте добры... То, что между нами было, — ушло?

— Как с белых яблонь дым! — твердо ответил Пафнутьев, громче, чем требовалось для небольшой комнаты.

— И можем начать наши отношения с чистого листа?

— Мы обязаны это сделать! — заверил Пафнутьев гостя.

— Хм... Никак не могу привыкнуть к вашей манере разговора, — усмехнулся Сысцов. — Не знай я вас раньше с самой лучшей стороны, мог бы усомниться...

— Не надо, — поспешно сказал Пафнутьев. — Во мне сомневаться не надо. Я хороший. Надежный. Верный.

— Все это я знаю... Я имел в виду усомниться не столько в вас, сколько в себе... Правильно ли я поступил, придя к вам...

— Вы поступили совершенно правильно! — с жаром заверил Пафнутьев. — Не корите себя! Я именно тот человек, который вам нужен. И сегодня, и всегда.