Виктор Пронин - Банда 7

— Думаю, что Пияшев последний. Кстати, ты сегодня был в туалете?

— Не понял?

— В туалет ходил? По-большому, по-маленькому? Или просто руки освежить после тяжкой работы? Не был? Советую, сходи.

— Приспичит — схожу. Как не сходить, — Пафнутьев не понимал, к чему клонит Худолей.

— Наш туалет — лучший в городе, Паша! Я вообще никогда не видел ничего подобного. Там сейчас наблюдается массовое стечение народа.

— Величковский?

— Он. По-моему, наш туалет внесли в список основных достопримечательностей города и скоро начнут водить экскурсии. Денег, собранных с экскурсантов, хватит на нашу с тобой зарплату. Этот туалет нас прокормит и обеспечит нашу с тобой старость.

— Хорошо бы...

— А как быть с Величковским?

— Придется отпускать. Такого умельца нельзя держать взаперти. В нашем городе ему хватит работы. Губернатор, мэр, представитель президента...

— Что пленки?

— Эти пленки — тот самый крючок, на котором Пияшев пытался подвесить Сысцова. Чем это кончилось для Пияшева, известно. Чем кончится для Сысцова, посмотрим. Что произошло... Пияшев — мальчик ловкий, наглый, причем какой-то непуганый. С явным превосходством перед уходящим поколением. Это заблуждение стоило ему жизни.

Нельзя недооценивать старших. Это плохо. В квартире твоей Светы, вернее, в квартире, которую она снимала, Пияшев устроил нечто вроде дома свиданий. И оборудовал записывающими устройствами. Как аудио, так и видео. Технику достать несложно. Он пригласил мастеров, и те все сделали наилучшим образом. На одной из пленок... Я не утверждаю окончательно, но на одной из пленок, которые ты изъял из пияшевского тайника, есть человек, похожий на Сысцова, есть девочка, похожая на Надежду Шевчук.

— Выходит, и Сысцов вляпался?

— Когда он подобные дела поручал другим, это сходило ему с рук, но когда вынужден был взяться сам, не хватило опыта. Опять же ты руку приложил.

— А что я? Я ничего! — не понял Худолей.

— Сначала ты с Андреем ограбил квартиру Пияшева, лишил его уверенности. А когда еще и пуговицу подбросил... В Италии они уже не соображали, что делают. Не надо было Пияшеву шантажировать Сысцова, не надо было Сысцову торопиться с убийством... Они оба впали в истерику. Это твоя заслуга.

— Поэтому Сысцов в Италии остался. Дела у него, вишь ли, нашлись неотложные.

— Пусть погуляет напоследок, — Пафнутьев махнул рукой. — Его итальянские каникулы не будут слишком долгими.

— Надо же, как мужик подзалетел на старости лет... Не зря в народе говорят — и на старуху бывает проруха.

— Скажу тебе больше. — Пафнутьев помолчал. — Старухи без прорухи не бывает. Каждую старуху рано или поздно настигает своя проруха.

— Паша, — Худолей помолчал, — а это... У нас ведь два трупа... И убиты одинаково. Как понимать?

— Когда появился первый труп, Сысцов был в городе. Тут все сходится с пленкой. Когда мы нашли второй труп, Сысцов в это время отдыхал в Италии. Это установлено и доказано.

— Паша... Но ведь совпадают малейшие подробности!

— Я бы не придавал этому такого уж значения.

— Почему?

— Слишком хорошо — тоже нехорошо.

— Переведи!

— Да, подробности совпадают, но их многовато. Обнаженный труп, вспоротое горло, нож в руке, причем каждая из девочек держит нож за лезвие... Театрально это, постановочно.

— Но на пленке Сысцов?!

— Давай выразимся осторожнее... Человек, похожий на Сысцова. Сейчас принято так говорить. Не будем нарушать сложившуюся терминологию. Пошли лучше туалетом любоваться.

Туалет, исполненный Величковским, действительно потрясал. Радужный кафель под самый потолок, новый рукомойник, сверкающий хромом смеситель, вместо старого, надтреснутого, надколотого унитаза стоял новый, от которого по всему помещению распространялось зовущее сияние. Хотелось не только пообщаться с этим унитазом, но даже породниться с ним. А писсуар! Вместо зловонного, вечно забитого окурками, подтекающего и сочащегося стояло белоснежное сооружение, от которого исходили звуки журчащего лесного ручейка.

— А ты говоришь, Италия, — протянул Пафнутьев. — Настоящая Италия здесь. Дубовик сказал, что Величковский не уложился в выходные дни и пришлось до среды туалет закрыть. Многие ворчали, брюзжали, но когда вошли после ремонта...

— Онемели? — подсказал Худолей.

— Забыли, зачем пришли! Скажи, а кто Дубовику дал деньги на все эти роскошества? Смеситель, кафель, половая плитка?

— Это, Паша, пияшевские деньги. Можно сказать, его последний подарок живущим. Я вот думаю, не повесить ли здесь его портрет, не присвоить ли этому туалету его имя?