Николай Оганесов - Мальчик на качелях

Ничего особенного там не происходит: в просвете между домами сплошным потоком движется городской транспорт, во дворе на детской площадке возятся в песке дети. К подъезду соседнего дома подходит молодой человек с чемоданом в руках. Он нерешительно топчется на месте, ставит чемодан на землю, снова берется за ручку, потом медленно, не оглядываясь, поднимается по ступенькам.

Что-то знакомое в его фигуре, сутулости плеч, походке. Странно, ведь того человека, о котором сейчас подумал, мне пришлось видеть всего один раз. И довольно давно. Это не он. Конечно, не он...

Воображение рисует мне мальчика, раскачивающегося на качелях. Вот он взмывает вверх, все выше и выше, солнце мелькает между ветками деревьев, слепит глаза, и ему кажется, что он улетает к самому небу, а когда качели срываются вниз, у него перехватывает дыхание, и мальчик изо всех сил жмурится, чтобы не видеть летящей навстречу земли...

Дело Вышемирских. Мое последнее милицейское дело. Я перебираю в памяти его детали, и тотчас с мельчайшими подробностями всплывает домик на окраине города, яблоневый сад, засыпанная желтыми листьями веранда...

Был понедельник, двадцать четвертое сентября...

Я придвинулся к дверце и прежде, чем меня с силой вдавило в спинку заднего сиденья, успел посмотреть на приборный щиток. Часы показывали половину седьмого.

Саня, шофер прокуратуры, знал свою старенькую «Волгу» до последней гайки и выжимал из нее все, на что была способна эта машина. Слово «быстрее» он всегда понимал одинаково, в переводе на его профессиональный язык оно означало «жми на всю железку». Он и жал.

Рядом со мной сидел Волобуев. Он то ли дремал, то ли задумался о чем-то. Может быть, о предстоящем деле, на которое мы волей случая выехали вместе? Получилось так: в то время, когда прокурор давал ему задание, я тоже находился в кабинете – уточнял дату своего перехода на работу в прокуратуру. Когда Иван Васильевич закончил, я совершенно неожиданно для себя напросился поехать на место происшествия.

– Что ж, Владимир Николаевич, – сказал прокурор. – Поезжайте. Возражений у меня нет.

И вот едем. Правда, я не совсем понимал, в каком качестве еду. В самом деле, кто я? Старший следователь, сдающий дела в милиции, или следователь, принимающий дела в прокуратуре? Перевод был делом решенным, кроме того, в моем распоряжении оставалось семь свободных дней – отпуск, который напоследок предоставило мне начальство. «Кто тебя за язык тянул?» – ругнулся я про себя, и мысль о том, что за годы работы в милиции я стал обладателем уникального рефлекса – невзирая ни на что, сломя голову мчаться на место происшествия. – в данном случае радовала мало. Однако делать было нечего, и я начал перебирать в уме сведения, которые сообщил нам прокурор.

Был анонимный звонок в милицию. Не пожелавший назвать себя мужчина сказал, что в доме номер один по улице Доватора произошло несчастье. Дежурный по горотделу хотел уточнить, какое именно, но мужчина повесил трубку. Хотя не исключена была вероятность ложного вызова – в нашей практике такое бывает нередко, – по названному адресу выехала ПМГ. Интуиция не подвела дежурного: сигнал оказался верным, а несчастье – действительно несчастьем. На месте был обнаружен труп профессора Ивана Матвеевича Вышемирского. Тут же вызвали скорую, экспертов и следователя прокуратуры...

Снизив скорость, машина свернула с шоссе. Сверху стала видна улица, застроенная одноэтажными домами. Сквозь поредевшие к осени кроны деревьев просвечивали крыши, покрытые черепицей и серым шифером. Наступавшие на этот район города новостройки обступили улицу со всех сторон. Внизу справа зиял глубокий котлован с частоколом бетонных свай, а рядом, у строительного вагончика, одиноко пасся похожий на тушу бегемота компрессор.

Нам предстояло съехать по круто уходящей вниз дороге. Грунт был мокрым от дождя, но мы довольно удачно спустились к котловану, развернулись у автобусной остановки и притормозили у милицейского «газика», стоявшего рядом с кремовым микроавтобусом скорой помощи. Дежуривший у дома сержант козырнул нам и предупредительно открыл калитку. Волобуев направился в дом, а я остался, чтобы осмотреться.