Рут Ренделл - Дремлющая жизнь

На этот раз Вексфорд не выдержал и хохотнул. Мисс Патель подозрительно посмотрела на него поверх чашки кофе.

– Скажите, мисс, а вы знакомы лично хотя бы с одним частным детективом?

– Нет, но я много видела их в фильмах.

– И на этом основании мгновенно определили, что я один из них? – Он перестал улыбаться. – Ладно, поговорим серьезно. Мисс Флиндерс знала, кто я на самом деле. Она вам об этом не сказала?

Это был ключевой вопрос, от ответа на который зависело, потребуется ли провожать девушку в Кенбурн-Вейл, или позволить ей уйти одной.

– Конечно, она мне рассказала! Но я была такой дурой, что не придала этому значения. Она мне объяснила, что вы приходили не насчет мотеля, а из-за Гренвиля и его потерянного бумажника. Полли еще что-то начала говорить, но я не захотела слушать. Понимаете, я как раз собиралась уходить и опаздывала, а она мне и так уже все уши прожужжала своим Гренвилем. На следующий день она снова завела этот разговор, но я ее перебила, сказав, что не желаю ничего больше о нем слышать, пусть лучше расскажет о своем новом приятеле. С того дня она больше ни словом о нем не упоминала. В смысле, о Гренвиле.

– То есть вы хотите сказать, что были в курсе потерянного бумажника? – заинтересовался Вексфорд.

– О да! Одно время она твердила об этом, не переставая. Ах, бедненький Гренвиль, он потерял в автобусе свой бумажничек и попросил ее написать заявление в полицию, а она этого не сделала, все равно они ничего не найдут, и так далее, и тому подобное. Но это было за несколько дней до истории с мотелем и частным детективом.

Инспектор ей верил. Его убеждение в том, что версия с Комфри-Фарринер верна, крепла с каждой минутой. Теперь оставалось только выяснить некоторые моменты, любопытные самому Вексфорду.

– Скажите, мисс, что заставило вас прийти ко мне и рассказать правду?

– Ваша фотография в газете. Я увидела ее сегодня утром и сразу вас узнала.

То есть она узнала его по этому дурацкому фото? Да уж, он-то думал развлечься, а тут такое унижение.

– А Полли уже не было дома. Как я жалею теперь, что не захотела тогда ее выслушать! До меня вдруг дошло, что все это связано с вашим расследованием убийства той женщины, и я почувствовала себя просто ужасно. Позвонила на работу и сказала, что у меня расстройство желудка, то есть опять соврала. Оставила Полли записку, что отправляюсь навестить маму, которая заболела, села на поезд и приехала к вам. Последнее время мне приходится столько врать, что боюсь, я уже позабыла, кому и что говорила.

– Ничего, – усмехнулся Вексфорд, – немного практики – и вы научитесь этому искусству.

– Вы шутите?

– Шучу, шучу. Но врать полиции все-таки не стоит, договорились? Мы всегда это обнаруживаем. Думаю, что и ваша ложь рано или поздно вышла бы на поверхность, просто та версия нас больше не интересует. Еще кофе?

Она покачала головой.

– Вы были так ужасно добры ко мне, сэр.

– Хорошо, хорошо, так и быть, на первый раз я вас не отправлю за решетку, – рассмеялся Вексфорд. – Будем считать это условным освобождением. Ладно, пойдемте, я провожу вас к выходу. Посмотрим, не найдется ли кого-нибудь, кто сможет подбросить вас до станции. Почему-то мне кажется, что констебль Лоринг не откажет нам в этой любезности.

На него глядели огромные невинные глаза лани. Или теленка.

– Я доставляю столько хлопот.

– Ничего подобного, – беззаботно ответил инспектор. – Поверьте мне, констебль Лоринг легко это переживет.

В этот вечер Вексфорд снова вернулся домой раньше обычного. Во время расследования убийств это редко с ним случалось, но теперь он мог только ждать и думать. Инспектор не мог выбрать подозреваемого – у него его просто не было. Он не мог сравнить свидетельские показания и отсеять в них ложь и недомолвки – свидетели отсутствовали. Все, что находилось в его распоряжении, были четыре ключа и неизвестно куда девавшаяся машина. Еще имелся бумажник, насчет которого Вексфорд был теперь твердо уверен, что его просто потеряли в автобусе. И конечно, таинственный телефонный звонок, подслушанный мужчиной, который был влюблен в сухопарую, неуклюжую и уже немолодую Роду Комфри и, видимо, убил ее, терзаемый ревностью. Не слишком многообещающий перечень.

Река золотилась под лучами закатного солнца. Мелкая рябь на ее поверхности выглядела, как патина на старой бронзе. Над рекой сновали бледно-голубые и пестрые стрекозки, а ивы склоняли к самой воде свои покрытые серебристой листвой ветви.