Алексей Макеев - За пределом жестокости

Только выбравшись за пределы Москвы, Бекас вздохнул с некоторым облегчением. Он остановился у обочины на темном полупустом шоссе и с замиранием сердца стал смотреть, как проносятся мимо него равнодушные машины. Дождь здесь был гораздо слабее, и вообще он уходил теперь куда-то к югу, а в северной части неба в просвете туч даже замерцала одинокая бледная звезда.

Никакой слежки за Бекасом больше не было, и он решил, что переборщил. Не стоило забираться в такую даль. Но раз уж забрался, то нужно скорее покончить с этим делом, избавиться от груза, который буквально жжет ему руки.

Бекас догадался, что привело его сюда и где он устроит тайник. Лет восемь назад, когда он мог еще считаться молодым и водил компанию с какими-то серыми бездарными людьми, которых называл друзьями (куда они все подевались?), они как-то раз заехали на шашлыки в прелестный уголок Подмосковья. Там была кудрявая березовая роща, наполненная солнечными бликами и прохладными тенями, заросший ряской пруд, в котором плавали кувшинки, и развалины старого поместья. Ходили слухи, что давным-давно в нем жил граф. Фамилию графа Бекас, конечно, не помнил, но романтическое тихое место произвело на него большое впечатление. Подсознательно оно отложилось в его памяти как надежное и безопасное, и теперь память привела его сюда.

В его представлении заключалось обычное для человека противоречие. В принципе разоренное поместье никак не должно было связываться с надежностью и безопасностью, но тем не менее связывалось. Бекас направил туда машину, исполненный доверия к этому месту.

Пять минут езды по проселочной дороге – и он был на месте. Как ни странно, здесь почти ничего не изменилось. Только березовая роща как будто стала гуще, и еще запущенней стал пруд, но тишины и покоя от этого только прибавилось.

Бекас остановил машину, отыскал в бардачке старый полиэтиленовый пакет и тщательно завернул в него коробочку с «носителем информации». Еще он нашел электрический фонарик, который был сейчас как нельзя кстати. Потом вылез наружу и пошел вдоль пруда к белеющим в темноте развалинам.

Дождь прекратился. Влажный ветер трепал верхушки берез, которые печально вздыхали. Бекас раздвинул высокие побеги травы и проник в укромный уголок, ограниченный с трех сторон полуразрушенными кирпичными стенами. Когда-то это было гостиной в господском доме. В углу даже камин сохранился, с облицовкой, которую не смогло отшелушить время. Труба камина упиралась в остаток потолка и, видимо, должна была идти еще выше, но от второго этажа практически ничего не осталось.

Впрочем, Бекасу был не нужен второй этаж. Радуясь, что заветное место за эти восемь долгих лет почти не подверглось переменам, Бекас приблизился к останкам камина. В темноте это было не слишком просто сделать. Вместо пола под ногами была чудовищная мешанина из сгнивших балок, камней, обломков керамики и буйной травы. Бекас пробился через все это и присел возле жерла камина.

Последний огонь отгорел в нем, наверное, сто лет назад, и теперь даже легкого запаха гари не осталось в камине. Однако когда Бекас полез внутрь и принялся шарить рукой в трубе, то, кроме плесени и паутины, он вымарал пальцы в слежавшейся, рыхлой и влажной, как штукатурка, саже. И не только пальцы – пиджак и рубашка были перепачканы тоже. Охваченный досадой, Бекас не стал больше мудрить – найдя первое попавшееся углубление в каменной кладке, он запихал туда завернутый в полиэтилен носитель. Дело было сделано.

Бекас поднялся и попытался вытереть руки пучком мокрой травы. Он вдруг почувствовал чудовищную усталость. Этот вечер высосал из него все соки. Вместо необременительной прогулки по набережной получилось целое путешествие, полное опасностей и страхов. Но теперь можно было ехать домой.

Бекас настолько устал, что решил больше не мудрить и позвонить заказчикам с телефона-автомата, который находился около его собственного дома. В конце концов, шел третий час ночи, никто за ним больше не следил, и следили ли вообще – сейчас представлялось в большой степени сомнительным. Нужно было кончать с этим делом. Бекасу хотелось спать, но перед этим еще нужно было принять горячую ванну и хорошенько взбодриться коньячком – заветная бутылочка стояла у него в баре. Утро вечера мудренее.

Он остановил машину на углу и вышел. Повсюду серебрились лужи. Его девятиэтажный дом был погружен во тьму. Соседи спали. На перекрестке желтым глазом подмигивал фонарь. Ветер волок по небу рваные тучи. На тротуарах было пустынно. Прятаться было не от кого.