Питер Аспе - Убийцы Мидаса

Версавел нервно покрутил усы. Комиссар шел напролом, и это могло все испортить.

– Я не имею права отвечать на этот вопрос, – отрезал Арентс.

– Что так? Врачебная тайна? – хмыкнув, поинтересовался Версавел.

– Но вы же сказали, что потерпевший находится в очень тяжелом состоянии, – продолжал настаивать Ван-Ин.

– Да, состояние его действительно критическое, – кивнув, проговорил доктор Арентс. Ему уже порядком надоела эта игра в кошки-мышки. – Чего вы все от меня хотите? Полчаса назад приходил ваш коллега, чтобы сфотографировать потерпевшего. Теперь – вы. Да поймите же вы, наконец, даже если операция пройдет успешно, Фиддл все равно в ближайшие пару недель будет не способен ни с кем разговаривать.

Ван-Ин затушил сигарету и бросил окурок в цветочный горшок. Арентс поморщился, но ничего не сказал. Версавел подумал, что доктор Арентс не такой уж и грозный, каким пытается казаться.

– Я и не собирался задавать ему никаких вопросов, – невозмутимо возразил Ван-Ин. – С вашего разрешения я хотел бы осмотреть его личные вещи. И потом, к чему нам ссориться? Мы все в конечном счете делаем одно дело – помогаем людям, доктор. Вы спасаете им жизнь, а мы раскрываем преступления.

Арентс кивнул. Только тут Версавел заметил, какое утомленное и бледное у него лицо. Образ божественного Адониса таял на глазах.

– Ну хорошо. Чем я могу быть вам полезен? – устало спросил он.

Как и все врачи, доктор Арентс был очень рассеян и никогда не слушал собеседника. Поэтому он пропустил мимо ушей просьбу Ван-Ина показать ему личные вещи Фиддла.

– Я хочу, чтобы вы показали мне личные вещи Фиддла, – терпеливо повторил Ван-Ин. На этот раз он намеренно опустил слово «доктор».

– Что ж, с этим не должно возникнуть проблем, – сухо проговорил Арентс. – Мириам, не могли бы вы показать этим джентльменам то, что они просят?

Девушка кивнула.

– Я буду в отделении интенсивной терапии.

Версавел заметил, как Мириам и Арентс обменялись понимающими взглядами. Их обоих утомили расспросы этих надоедливых полицейских.

– Представьте себе, здесь не подают «Дювель»! – вместо приветствия прокричал Лео Ванмаэль, завидев Ван-Ина и Версавела, направляющихся к его столику.

– Привет, Лео, – со смехом поприветствовал его Ван-Ин. – Вообще-то я собирался заказать капучино.

Лео убрал с дороги сумку с фотоаппаратурой и жестом пригласил полицейских присаживаться.

– Версавел, разве ты не предупредил комиссара, что я буду вас ждать здесь? Я торчу в этом кафе уже битый час, – проворчал Лео.

– Пути Господни неисповедимы. Так же как и пути Версавела, – со смехом ответил, кивнув на своего коллегу, Ван-Ин.

Сержант Версавел подмигнул Ванмаэлю и развел руками.

– Что желают заказать джентльмены? – спросила ярко накрашенная девушка, сидящая за стойкой.

Она окинула Ван-Ина равнодушным взглядом и более заинтересованно посмотрела на Версавела.

– Принесите нам, пожалуйста, три капучино.

Сделав заказ, Ван-Ин достал из кошелька две стофранковые купюры.

– С вас двести десять франков. Этого недостаточно, – надменно проговорила она.

У Ван-Ина в кошельке лежала еще одна купюра достоинством в две тысячи франков. Но, кроме этих денег, у него больше ничего не было, а ему очень не хотелось разменивать крупную купюру. Он принялся нервно рыться в карманах брюк, надеясь найти там мелочь. Очереди у стойки не было, и потому барменша отнеслась к этому спокойно и не стала ворчать на него за то, что он так долго копается.

– Гвидо, не мог бы ты одолжить мне десять франков? – обратился к сержанту Ван-Ин.

Версавел улыбнулся. Ван-Ину вечно не хватало денег, и все это знали. Комиссару постоянно приходилось у кого-нибудь одалживать.

– Убери свои деньги, Ван-Ин, – весело сказал Версавел. – Я сам заплачу за кофе. Я все равно должен тебе за вчерашнее.

С этими словами Версавел протянул комиссару поднос с тремя чашками, а сам жестом фокусника вынул из внутреннего кармана тысячефранковую купюру. Ван-Ин не стал возражать. Барменша, как только Версавел к ней обратился, из равнодушной, скучающей девы вмиг превратилась в райскую птичку. Кокетливо улыбаясь, она дала Гвидо сдачу. Щедрый, по своему обыкновению, Версавел оставил на стойке две двадцатифранковые монеты в качестве чаевых.

– Сделать эти снимки было не так-то просто, – сказал Лео, ткнув в свою камеру. – Так что, если качество не на высоте, уж не обессудьте. У меня совершенно не было никаких условий. В этой больнице что врачи, что медсестры почему-то считают, будто фотографирование наносит больным страшный вред. Хотя уж этому-то больному от того, что его фотографируют, ни горячо ни холодно. Он все равно ничего не чувствует. Но попробуй убедить в этом медиков!