Андрей Константинов: Тульский – Токарев

Невидимку тщательно обыскали, осмотрели его рану. Оказалось, что ранен он совсем не смертельно, пуля ударила в подмышку, прошла навылет…

У Тихони на сковороде жарились макароны – он аккуратно вывалил их в раковину, пока Варшава ловко связывал Шахматиста. Молодой человек наконец разлепил губы:

– Вы меня еще спеленайте…

– Пеленают детей, а тебя мы стреножим, пидорюга, – начал истерику Тихоня, поднося к лицу попа раскаленную сковороду. Варшава его решительно отстранил:

– Не шуми, ты стакан его крови выпьешь. Мое слово.

– Так режьте! – выгнулся дугой парень.

– А нас упрашивать не надо! – внезапно ожил Артем. – Резать будем не вдоль, а поперек! Токарев – мой батя! Понял?!

– Я знал…

Невидимка буквально впился своими бельмами в глаза Артема и словно зацепился в них за что-то… Токарев вздрогнул и неожиданно хлестанул Шахматисту справа в солнечное сплетение. Молодой человек схватил ртом воздух и нырнул лбом в паркет. Артем поднял его за волосы:

– Какие мы нежные! Я тебя давно ищу, сука… Много посуды за это время перебили! Теперь – спрос!

– Сам бы и спрашивал! – как выплюнул паренек, не отрываясь от его глаз, словно гипнотизируя Токарева.

Варшава сдвинул брови и пнул Шахматиста в голень:

– А как – погулять выйти?!

Молодой человек скривился, но даже не застонал, продолжая удерживать взгляд Артема:

– У всех своя правда… А только один бы ты меня никогда не сделал, ментенок… Урками себя обставил, храбрый мальчик…

Тихоня подскочил и вылил ему на шею горячий жир со сковородки:

– Правд много – вера одна!

Невидимка зашипел и задергался:

– Вот пусть Бог и рассудит! По-честному – один в один!

– Что?! – Тихоня приложил ему сковороду к загривку.

Фантом заскрежетал зубами, забился, но продолжил смотреть на Артема:

– Ну, боксер! Давай! Одолеешь – тогда я перед всем честным народом…

Токарева качнуло вперед, к связанному телу:

– И перед прокурорскими?

– Да!

– Жить хочешь?

– Да!

– Падаль. Никто тебя не боится… Согласен!!!

– Дуэль?

– На «тэтэхах», сволочь!!!

– А у меня другого нет!

– И не будет!

Токарев начал нервно доставать пистолеты из-за пояса, вынимать обоймы и передергивать затворы. Красиво разложил стволы на скатерти и взял нож со стола, собираясь разрезать веревки.

Тихоня настолько охуел (а другого слова – просто не подобрать), что, прислонив сковородку к своей ноге, не почувствовал ожога. Варшава сел по-арестантски, глубоко, подпер голову руками и нехорошо улыбнулся:

– Мудро! Нам с задубевшими душами такое в головушки не пришло бы! Да, Тихонь?

Тихоня опомнился, откинул сковородку, шипя от боли:

– Как-то читал я книгу, начало и конец были вырваны… Так там дворяне каждые полчаса – позвольте – не позволю – и пиф-паф! Столько нового узнал!

– Можно потрогать? – Варшава ласково погладил стволы. – Когда их на Урале четырнадцатилетние пацаны собирали, вкалывая по восемнадцать часов в сутки, то думали они про «бей гадов», но никак не про дуэли… Это я так, Артем, рассуждаю… И когда из окопов безусые лейтенанты роты поднимали – то думали, что с матерями по-человечески не простились. А ты – дуэль?! Дуэли бывают только с равными! В книжках так пишут… Артур?! А батя твой?! А Проблема?! А девка эта зарезанная?!

Варшава вскипел, губы его задрожали, брови задергались. Тихоня ойкнул и пошел боком в сторону коридора. Токарев неуверенно потянулся к столу, но не успел. Из обоих стволов дуплетом Варшава выстрелил в Невидимку, который уже все понял и пытался отползти. Одна пуля вошла в левое бедро, другая ударила над правым коленом. Гильзы сухо щелкнули о полировку серванта. Шахматист завыл, забился в судорогах. Резко запахло пороховой гарью.

Варшава убрал руки со стволов – он их почти и не поднимал:

– Вот и рассудил Бог… Через меня. Такое, стало быть, он принял решение.

Артема как подбросило – он упал рядом с Шахматистом, схватил его за голову:

– Кто ты?! Кто? Откуда ты? Зачем?! Кто ты?!

Молодой человек ответил ему лишь оскалом и мертвым взглядом, а потом потерял сознание. Токарев застонал, отвалился к холодильнику – его крупно трясло, и, когда Тихоня налил ему чашку водки, он чуть не отбил зубами кусок от края.

Вкуса водки Артем не почувствовал, но, выглотав жидкость до дна, смог хотя бы внутренне зарыдать – без слез и всхлипов, беззвучно и страшно…

Он закрыл глаза и сквозь перестук собственных зубов расслышал надтреснутый голос Варшавы: