Вадим Молодых - Пустые головы

«Запущен дом, в пыли мозги,

Я, как лимон, на рыбу выжат.

Я пью водяру от тоски

И наяву чертей я вижу…»

Антона качнуло так, что пришлось опереться на холодильник. Снова резко дёрнул вилку и вырвал её теперь из стены вместе с розеткой, закачавшейся на пружинящих жёстких проводах. Певец не замолчал, и копку пришлось-таки нажать. Снова смог опереться на холодильник. Вдохнул-выдохнул.

– С вами всё в порядке?

Неожиданность естественного вопроса сзади заставила дёрнуться всем телом и невольно повернуться на голос. Перед ним расплывалось пятно, «академика» в котором можно было определить только по сохранившейся бородке. И от этого – пятно с бородой! – оно выглядело ещё ужасней!

– О боже!!! – прошептал Антон, закрывая сморщенное от боли и страха лицо руками.

– Я написал… – голос просителя потерял свою академичность и стал суетливо испуганно базарным. – Я на столе оставлю…

Малой услышал звук резко отодвигаемого – почти отбрасываемого стула, пару шагов и стук закрывшейся двери. Он, не открывая глаз, опять вдохнул-выдохнул.

Уронил на грудь тяжёлую голову, в которой попеременно пульсировали фраза «академика» «С мозгами был человек…» и переиначенная строка из песни эстрадника, звучавшая его же голосом: «Запущен дом, в земле мозги…».

Приступ, затихая и укладываясь, оставлял на поверхности всё ещё воспалённого сознания мысль о том, что с этим наваждением надо кончать. Срочно!

«Сегодня же!» – решил Антон.

Он убедился, что больше никого на приём к нему нет, спокойно плюнул на другие служебные обязанности и запер кабинет снаружи.

Предстояла хлопотная ночь.

«Я должен выяснить! – твердил он сам себе под мерный шаг. – Я должен знать!»

Именно навязчивое познание представлялось ему несомненно главным в грядущей ночи. Подготовка «наказания» Дианы тоже, конечно, предполагалась, но ощущалась рутинной и второстепенной задачей по сравнению с походом за истиной.

«Диана… А что Диана? Машина её обычно во дворе… Повытаскивать из „бардачка“ всякую всячину, разбросать на сиденье и немного на полу – не очень обильно, но заметно, будто это она сама в нервном расстройстве беспорядок устроила… Спровоцировать её – она нормальная баба – начнёт собирать-убирать, откроет „бардачок“, а там – „плюс“… В смысле „минус“…»

Предстояло подготовиться как следует: узнать, где похоронен доктор Томас, наметить маршрут незаметного проникновения на кладбище и незаметного же отхода, собрать фонарь, лопату, гвоздодёр, молоток… Надо, в конце концов, сначала выспаться!

Тишина и мрак на кладбище были, как и положено, – кладбищенские. Малой, пробираясь в темноте к месту назначения, пару раз чуть не заблудился в ровном многорядном строю крестов и памятников – фонарь опасался включать, чтобы буквально не засветиться раньше времени…

Что значит «раньше времени»? А то, понимал он сам себя, что ему уже сейчас, не говоря о потом, было всё равно, каково придётся после выполнения своего идефикса. Главное – узнать истину, а там… Будь что будет! Главное – узнать! Убедиться…

Вот она, озаглавленная пока временным деревянным крестом, могила доктора Томаса. Пластиковые венки на бугорке и у креста… Увядшие, чётные числом цветов, букетики в свете фонаря своими тускнеющими красками, словно бы устало молившими о продолжении жизни, бутонами своими склонившиеся в смирении перед неизбежностью смерти, навели Малого на философский лад. Ему пришлось даже головой поболтать, чтобы выгнать-вытрясти из себя наплывавшее ощущение покорности судьбе.

«Довольно рефлексий! Ночь коротка. За дело…»

И он, пристроив фонарь так, чтобы луч света струился к месту экспериментальной научной работы в направлении от невидимой вдалеке кладбищенской конторы со сторожем, вонзил штык лопаты в свежую могилу – естественно в её изголовье у самого креста.

Работалось легко – поточный метод захоронения останков бывших людей предполагал завоз насыпного грунта-песка для устройства последних пристанищ.

Очень скоро пришло практическое понимание, что узкой скважиной в районе головы не обойтись – надо как-то стоять, опускаясь, да и гроб потом открыть придётся…

Периодически прислушиваясь к ночным шорохам, поминая возможных мародёров-гробокопателей, привыкнув уже к заунывному уханью филина и переставив уже фонарь в саму новую старую яму, Антон наконец воткнул ногой лопату не до конца штыка, с глухим стуком упёршись в твёрдость гроба.