Анита Лус: Джентльмены предпочитают блондинок

Дороти понятия не имеет, что такое трудная судьба, поэтому и тратит свое время попусту, и я даже сомневаюсь, правильно ли я поступила, взяв с собой ее, а не Лулу. Вообще-то она производит на джентльменов не лучшее впечатление, потому что употребляет много жаргонных словечек. Когда вчера я шла на ланч с ней и майором Фальконом, я услышала, как она говорит майору Фалькону, что порой ей «до чертиков» нравится пребывать в состоянии опьянения. Она даже не сказала про состояние опьянения, а употребила жаргонное слово, а еще мне всегда приходится ей напоминать, чтобы она не говорила «до чертиков», потому что это тоже жаргонное выражение и ей не следует им пользоваться.

Майор Фалькон, хоть и англичанин, но оказался милейшим джентльменом. Он действительно тратит много денег, и мы замечательно провели время в «Ритце» сначала за ланчем, а потом за ужином, но тут я увидела джентльмена, встреча с которым меня так расстроила, и поскольку я по-прежнему расстроена, я, пожалуй, оденусь и выйду на палубу, чтобы проверить, действительно ли это тот человек, про которого я подумала. Собственно говоря, делать мне сейчас больше нечего, потому что в дневнике я уже пописала, а книжку про этикет решила не читать – я ее просмотрела, и в ней, похоже, нет ничего, что бы мне хотелось узнать, потому что там слишком много понаписано про то, как следует обращаться к лордам, а все лорды, с которыми я встречалась, сами мне говорили, как их называть, и обычно это оказывалось какое-нибудь миленькое имечко вроде Куку, который на самом деле лорд Куксли. Так что незачем мне на такую книжку время тратить. До чего же все-таки обидно, что меня так расстроила встреча с тем джентльменом!

13 апреля

Джентльмен действительно оказался тем самым человеком, и когда я в этом убедилась, мне чуть с сердцем плохо не стало. Потому что я вспомнила про такое, о чем любой на моем месте предпочел бы забыть. Так вот, вчера, когда я пошла на палубу проверить, тот ли это джентльмен, я повстречала милейшего джентльмена, с которым познакомилась на одной вечеринке. Зовут его мистер Гинзберг. Только теперь его зовут не мистер Гинзберг, потому что один джентльмен из Лондона по имени Баттенбург (он какой-то там родственник какого-то короля) сменил свою фамилию на Маунтоаттен, что значит, как сказал мистер Гинзберг, практически то же самое. А мистер Гинзберг тоже сменил фамилию и зовется теперь мистер Маунтгинц – он считает, что так аристократичнее. Мы с ним прогуливались по палубе и столкнулись с тем джентльменом лицом к лицу, и я поняла, что это и в самом деле он, а он понял, что это я. Он весь покраснел – будто краской его залили. Я ужасно расстроилась, сказала мистеру Маунтгинцу до свидания и побежала в свою каюту плакать. Но спускаясь по лестнице, я столкнулась с майором Фальконом, и он заметил, что я расстроена. Так вот, майор Фалькон прямо-таки заставил меня пойти с ним в ресторан, чтобы я выпила немного шампанского и все ему рассказала.

И я рассказала майору Фалькону про то, как жила в Арканзасе и папа послал меня в Литтл-Рок учиться на стенографистку. Собственно говоря, мы с папой немножко поссорились, потому что папе не нравился джентльмен, который встречался со мной в парке, и папа решил, что мне лучше будет на время уехать. Я почти неделю пробыла в бизнес-колледже в Литтл-Роке, а потом в бизнес-колледж обратился джентльмен по имени мистер Дженнингз, которому нужна была стенографистка. Из всех девушек, что там учились, он выбрал меня. И он сказал нашей преподавательнице, что поможет мне завершить обучение прямо у него в конторе – он был юристом, и особых навыков от меня не требовалось. Так вот, мистер Дженнингз мне очень помогал, и я проработала у него почти год, а потом выяснила, что он не принадлежит к тем джентльменам, с которыми девушка может чувствовать себя в безопасности. Дело в том, что как-то вечером я пришла к нему в квартиру и обнаружила там девушку, известную на весь Литтл-Рок своим не слишком примерным поведением. И когда я поняла, что подобные девицы посещают мистера Дженнингза, со мной случилась настоящая истерика, я даже впала в беспамятство, а когда пришла в себя, оказалось, что в руке у меня револьвер, который выстрелил в мистера Дженнингза.

Так вот, этот джентльмен с нашего парохода оказался тем самым окружным прокурором, который присутствовал на суде, и на суде он вел себя крайне резко и обзывал меня такими словами, которые я в дневнике даже писать не хочу. Вообще-то, в суде все, кроме окружного прокурора, были со мной очень милы, а мужчины-присяжные даже плакали, когда мой адвокат, указав на меня, сказал им, что у каждого из них наверняка есть мать или сестра. Присяжные удалились всего на три минуты и признали меня невиновной, и они были такие милые, что я их всех-всех расцеловала, а когда я целовала судью, у него в глазах слезы стояли, и он отвез меня к себе домой и познакомил с сестрой. Собственно говоря, когда мистера Дженнингза застрелили, мне и пришло в голову сниматься в кино, а судья Хиббард купил мне билет в Голливуд. Судья Хиббард и дал мне это имя, потому что то, которое я носила, ему не нравилось, и он сказал, что имя девушки должно отражать ее натуру. Он сказал, что меня следует называть Лорелеей – так звали девушку, которая знаменита тем, что сидела на скале где-то в Германии. А в Голливуде, когда я снималась в кино, я познакомилась с мистером Эйсманом, и он сказал, что девушке с моим умом не следует сниматься в кино, ей нужно получать образование, и он забрал меня из кинематографа и занялся моим образованием.