Татьяна Тронина - Гнездо ласточки

Ольга принялась плакать об Игоре. Она плакала так, что несколько раз теряла сознание. Она каждый день ходила на его могилу, и корила себя, и чуть не проклинала Киру… И даже Гелю Ольге не жаль было – если бы можно, она бы пожертвовала всеми своими родными, лишь бы вернуть мужа.

Ведь у них с Игорем была такая любовь, такая нежность… Ну да, бил, зато сколько любви! И он же хороший человек, он не виноват, что вел себя так…

Пусть бьет, но лишь бы живой. За одну его улыбку, за один его ласковый взгляд – себя в жертву принести не жалко…

Именно в этот период Ольга поняла, как к ней относится старшая дочь. Кира (которую как раз освободили из заключения) заявила матери раздраженно:

– Мама, ты чокнутая. Столько об отце плакать, так себя изводить… А ты знаешь, почему ты так делаешь? А я тебе скажу. И вовсе не потому, что ты любишь отца и тоскуешь по нему.

– Но я правда люблю его, я правда по нему тоскую! – со слезами на глазах возразила Ольга.

– Нет. Нет! Ты просто привыкла находиться в стрессовом состоянии, привыкла страдать. Ты не можешь жить, не испытывая боли, мучений… Раньше тебя мучил отец, и ты получала свою дозу страданий. А теперь отца нет, и у тебя началась ломка. Ну как же так, никто не бьет, не издевается, все тихо-спокойно… И ты сама стала мучить себя, изводить. Ты на себя взяла его роль, понимаешь, мама?!

Ольга тогда промолчала.

Но слова дочери запали ей в душу. В них заключалась какая-то правда… та правда, признать которую тем не менее Ольга была пока не готова.

Так или иначе, но переезжать в Москву Ольга не стала. И Гелю не отпустила.

В самом деле, переезд был актуален раньше – как побег от Игоря. Но сейчас-то Игорь не мешал! Тогда и переезд ни к чему…

Ольга жила в своем доме, с Гелей, в родном Светлорецке, устроилась даже на работу. Денег хватало, да и кое-какие накопления на книжке имелись… От помощи Киры и Тима Ольга отказалась – зачем помогать ей, не инвалид, не старуха еще!

Так и жила, плача ночами об Игоре.

Потом наступило лето.

Геля очень просилась в гости к старшей сестре. И Кира по Геле тоже скучала… Однажды, непонятно как и почему, Ольга вдруг собралась в Москву. Ну да, Кира звала, а Ольга вроде согласилась… Хотя напрямую и не договаривались. Как-то само получилось, да.

И поехали Ольга с Гелей в Москву, к Кире и ее мужу.

Первое время провели вчетвером довольно мило, в прогулках и разговорах… Но это внешне. А на душе у Ольги кошки скребли. Да и Кира, при всей своей приветливости на словах, смотрела угрюмо…

…Однажды, ранним августовским утром, Ольга проснулась в московской квартире старшей дочери.

Все еще спали.

Женщина встала, подошла к окну, выглянула на улицу.

Туман. Весь город был окутан молочно-белым туманом. Лишь смутные силуэты зданий и деревьев… И тихо так, спокойно. И в доме тихо, и снаружи. Расслабляющий, густой, неподвижный белый морок…

Ольга прислушалась к себе. Ничего не болело, даже странно. Обычно у нее всегда что-нибудь болело, кололо, прихватывало… А тут – ничего. Словно она родилась только что и не успела заработать еще ни единой болячки.

Тихо, спокойно. Нет боли, совсем. Ни в теле, ни в душе. Ну удивительно, правда! Даже вспомнив об Игоре в следующую минуту, Ольга не заплакала.

Просто стояла у окна и смотрела завороженно на туман. «Как будто новая жизнь началась. Другая совсем! Я не я, а другой человек!» – отметила про себя женщина.

И вспомнила, что там, у кровати, – ее новые туфельки, которые они вчера с Кирой купили в магазине. Кажется, зря купили, уж больно вычурные! Надо их сдать, наверное.

Ольга тихо достала туфли, примерила их. Походила по комнате. Какие же они красивые… Нет, жалко сдавать.

Ольга вертелась перед зеркалом, разглядывая туфли. А потом тихо-тихо, стараясь никого не разбудить, запела.

Сон у Киры давно был испорчен. Просыпалась молодая женщина рано, в так называемый предутренний «час быка» – мрачное, беспокойное, тревожное время, на которое приходилось наибольшее число смертей и родов. И лежала потом без сна – до семи, до того момента, когда вставал Тим.

И в этот пусть и короткий промежуток времени Киру одолевали самые черные мысли. Мысли о том, что все плохо, что ничего уже нельзя изменить. Она убийца, она преступница…

Пусть и оправдали, но что с того? Карма ее безнадежно испорчена, гореть ей в аду (не буквально, но фигурально – в том смысле, что счастья Кире больше не видать).

Да, у нее есть Тим, любимый. Самый любимый человек на земле, ради которого Кира и жила на свете.