Татьяна Устинова - Мой генерал

Тут Федор Тучков сделал следующее: встал, поклонился и сказал:

– Позвольте выразить вам мое глубочайшее уважение.

– Спасибо.

– Пожалуйста.

Марина посмотрела, не смеется ли он. Вроде бы не смеялся.

– Хотите еще кофе?

– Хочу.

– Надо подогреть.

– Позвольте, я сам! – вызвался Федор, очевидно, воздавая дань «профессору», и опять вскочил и ринулся к чайнику.

Нет, все-таки, наверное, он за ней таскается.

Значит, Федор Тучков и есть мое отпускное «романтическое приключение», решила она со вздохом. То, настоящее, вряд ли состоится, зато при ней до конца отпуска останется Федор, если только его не сманит кто-нибудь помоложе и посвежее и… «не доктор наук».

Марина искоса на него посмотрела. Он хлопотал у чайника – зачем он там хлопотал, что делал? Чайник грелся сам по себе, при помощи электрической энергии, и никакого участия человека в этом процессе не требовалось, но Федор все же как-то участвовал.

И это мой удел? Расписные спортивные штаны, светлые волосы, через которые просвечивает наивная розовая поросячья макушка, сладкие речи, привычка шумно прихлебывать из чашки и катать за щекой леденец?!

Что сказала бы мама? А бабушка?

– А вы? – спросила Марина со вздохом. – Вы ведь какой-то… чиновник?

– Чиновник, – признался Федор Тучков, – в министерстве.

– В каком?

Тут он почему-то запнулся на минуту, как будто не сразу вспомнил название министерства.

– А… в МИДе.

– Часто бываете за границей?

– Знаете, – вдруг сказал он, – это такая же распространенная ошибка, как думать, что все, кто работает на телевидении, непременно выходят в эфир. В эфир выходят два десятка человек, а работает на ТВ несколько тысяч.

– То есть вы за границей не бываете?

– Нет, я бываю, но… Вам добавить кофе?

– Да, спасибо. А почему вы отдыхаете здесь, а не… за границей?

Он не мог сказать ей правду – ей не нужна была никакая правда, – поэтому он соврал первое, что пришло ему в голову, – что-то про климат, природу, сказочной красоты виды и вообще русский дух.

Она смотрела с сомнением – наверное, и в самом деле доктор наук, на мякине не проведешь!

– А ваша жена? Осталась в Москве? Или все-таки уехала за границу?

Ах, вот в чем дело! В жене! Ну, с этим все просто.

– У меня жены нет, – признался Федор Тучков, подпустив в голос грусти, – у меня была жена… в молодости. Собственно, там она и осталась.

– Как это? – удивилась Марина, позабыв про хорошее воспитание.

– Очень обыкновенно. Мы развелись через три года после свадьбы. Она вышла замуж за моего институтского друга.

– А-а, то есть она – мерзкая и подлая притом?

– Боже сохрани! – перепугался Федор. – Прекрасная женщина! Превосходная! Мать троих детей, если мне не изменяет память.

В этой последней фразочке опять почудилась Марине какая-то странность, игра, фарс, комедия, которую он сам перед собой ломал и радовался, что ломает так хорошо.

Почему? Зачем?

– А трое детей? Ваши?

– Нет, – обиделся Федор Тучков, – ее мужа скорее всего. То есть я, конечно, специально не выяснял… А почему вас все это интересует?

– Да меня это вовсе не интересует! – с несколько запоздавшей досадой воскликнула Марина, и в это время из телевизора громко закричали:

– Ложись!!!

Федор с Мариной вздрогнули и уставились на экран, а ложиться не стали.

Эпопея Матвея Евгешкина была в разгаре. Злые люди активно наступали, а добрые, порыдав немного для порядка, решили защищаться. Защищались они с помощью… танка. Марина проглядела, откуда именно взялся этот танк, – очевидно, режиссерская находка. Теперь добрые ехали в танке. Злые в панике бежали. Танк стрелял. Белый дым стлался по полям. Крупный план – женские глаза, в них ужас. Крупный план – глаза Матвея, в них слезы. То и дело повторялись фразы типа «сволочи проклятые» – в адрес плохих, и «врешь, не возьмешь» – в свой собственный адрес.

Плохие вызвали подмогу. Атака захлебнулась.

Конец второй серии.

Закрутились рекламные цветочки и звездочки, и Федор Тучков сказал задумчиво:

– Экая дичь.

– Это точно, – от души согласилась Марина. Почему-то ей было стыдно на него посмотреть, как будто не Матвей Евгешкин снял шедеврик, а она сама и теперь не знает, куда деваться.

– Пойдемте на балкон, – пригласил догадливый Федор, – покурим.

Марина радостно устремилась на балкон, и телевизор выключила, только чтобы не видеть обещанного продолжения шедеврика.

На балконе были сумерки, славные, теплые, июльские. Луна, прозрачная, летняя, висела над дальними елками, и елки казались синими, и асфальтовая дорожка внизу тоже казалась синей и серебряной. Цикады трещали, то затихали, то начинали с новой силой.