Виктория Холт - Властелин замка

Я была поражена. Было очевидно, что она старалась избавиться от меня. Похоже, она действительно ревновала!

— Замечательный проект, — сказала я. — Но работа здесь… — я показала рукой на стену.

— Вы скоро закончите ее. Подумайте об этом проекте. Я думаю, он того стоит.

Она словно стала другим человеком. Ее неожиданная любезность чуть было не убедила меня в том, что она искренне заботилась обо мне. Возможность близко познакомиться с сокровищами Франции, обсуждать увиденное с людьми столь же увлеченными искусством, сколь и я — она не могла предложить ничего более заманчивого.

— Я могла бы, если хотите, разузнать поподробнее, — с готовностью предложила она, — Надеюсь, вы подумаете об этом предложении, мадемуазель Лоусон?

Она опять замялась, как будто хотела добавить что-то еще, но не решившись, ушла.

Я была озадачена. Либо она ревновала, и в стремлении избавиться от меня могла пойти на многое, либо она предупреждала меня об опасности со стороны графа. Возможно, она хотела сказать: будь осторожна, посмотри, как он использует женщин. Меня… выдал замуж за Филиппа ради своего же удобства; Габриэль выдал за Жака. Что будет с тобой, если ты останешься здесь и позволишь ему играть собой, пока его это забавляет.

Но в глубине души я была убеждена, что она заподозрила графа в нежных чувствах ко мне и хотела убрать меня отсюда. Эта мысль развеселила меня. Надолго ли? Потом я вспомнила о предложении. Для честолюбивой женщины, стремящейся сделать профессиональную карьеру, было бы чрезвычайно глупо отвергать такое предложение. Такой шанс выпадает раз в жизни.

Когда я думала об этих радужных перспективах и о тех возможностях, которые будущее сулило мне в этом замке, меня терзали сомнения, страхи и безумные надежды, которые, как подсказывал мне здравый смысл, были совершенно напрасны.

Я навестила Габриэль. Беременность ее стала заметной, но она казалась совершенно счастливой. Мы поговорили о будущем младенце, и она показала мне приданое, которое готовила для малыша.

Я спросила о Жаке и она стала говорить со мной более откровенно, чем раньше.

— Ребенок меняет все. То, что раньше казалось важным, теперь теряет смысл. Ребенок — вот что самое главное. Теперь я не понимаю, чего я так испугалась. Если бы я рассказала Жаку, мы бы что-нибудь придумали. Но я так боялась… а теперь это кажется таким глупым.

— А как Жак к этому относится?

— Он ругает меня за то, что я такая дурочка. Но я боялась потому, что мы так давно хотели пожениться и знали, что не можем этого сделать из-за его матери. Нам просто было бы не прожить… всем троим.

Как глупо было подозревать графа в том, что он отец ее ребенка! Разве могла бы она быть такой безмятежно счастливой, если бы это было так?

— Если бы не граф… — сказала я.

— Ах, если бы не граф! — она открыто улыбнулась мне.

— Мне кажется странным, что вы не решились рассказать Жаку, но смогли открыться ему.

— Он должен был понять. Я знала. А кроме того, только он был в силах помочь… и помог. Мы с Жаком всегда будем благодарны ему.

Эта встреча с Габриэль поколебала нерешительность, поселившуюся в моей душе от предложения, сделанного Клод. Я ни за что не уеду из замка до тех пор, пока это не станет совершенно необходимо, какие бы блестящие возможности не открывались передо мною.

Отныне две страсти захватили меня целиком: восстановить то, что было скрыто под слоями извести, и разгадать настоящий характер человека, который значил меня так много — слишком много.

Слова «Не забудь меня» заинтриговали меня, и я надеялась найти что-нибудь еще, но напрасно. — Обнаружила я лишь морду собаки, лежавшей у ног женщины, чей портрет я уже полностью расчистила. Работая над этой частью картины, я обнаружила краски, которые, как я предположила, были нанесены в более поздний период. Я пережила мгновения ужаса — известно, что нередко писали новую картину на месте старой, покрыв последнюю слоем извести; в таком случае, открыв одну роспись, я уничтожила другую.

Единственное, что мне оставалось — продолжать работу над той фреской, которая была начата, и к своему удивлению, через час я обнаружила, что то, что я приняла за картину, было чем-то другим — более поздним добавлением к оригиналу.

Все это было необычно, и еще необычнее было то, что собака находилась в ящике, напоминавшем гроб, а внизу этого изображения были как раз написаны слова «Не забудь меня!»

Я отложила нож и стала рассматривать этот фрагмент. Собака оказалась спаниелем, как и на миниатюре, подаренной мне к Рождеству графом. Я была уверена, что на стене изображена та же женщина, портрет которой я отреставрировала первым, она же была и на миниатюре.