Ирина Каменская - Гормон любви. Роман в портретах

– Если хочешь научиться рисовать, иди в изостудию. Если хочешь что-то сделать хорошо, этому надо учиться, – смягчившись, добавила мама.

Прорыдав весь вечер от такого жестоко поступка, Рита набралась храбрости и на следующий же день пришла в дом пионеров, где можно было брать уроки рисования. Сидеть часами над какой-то глиняной вазой, чтобы передать форму, свет и тени, ей было скучно и неинтересно, и она быстро исчезла из изостудии вместе с желанием стать художником.

Однажды, мама, глядя на Риту, сокрушённо сказала:

– Ну до чего же ты толстая и неуклюжая. Никакой женственности. Ходишь, как лошадь. Туп-туп, туп-туп. Да и откуда ей взяться, этой женственности, если едим только картошку да макароны. Не то, что богатые да знатные. Те ложками, небось, чёрную икру едят да спортом занимаются. Ко мне такие красотки обшиваться приходят! Загляденье! И все при мужьях. Рассказывают, как те их балуют, да по курортам возят. Бог с ней, с икрой. Пережить можно, в вот спорт – великая вещь. Завтра же иди в Дом Пионеров. Может, кто и возьмёт тебя в спортивную секцию. Хоть человеком станешь. А то вечно болеешь, да рисуешь своих уродов.

Там же, в доме пионеров, был кружок танцев. Посмотрев на неё внимательно, педагог сказал, что если она избавиться от щёчек, похожих на сдобные булочки, и лишних килограммов, то он с большим удовольствием попробует из неё сделать что-нибудь путное.

– Мама, – сказала вечером Рита, – я записалась в кружок танцев.

– Неужели? Хоть поменьше своих романов читать будешь. Интересно, какой идиот тебя принял. Не иначе, старый развратник. И что, там и мальчики есть?

– Нет, у нас в группе только девочки. И педагог молодой.

– Смотри мне, увижу с мальчиками, выдеру, как сидорову козу.

Рита несколько дней питалась одной простоквашей, приготовленной лично мамой. О жареной картошке и макаронах пришлось забыть. А хрустящие пирожки с ливером, которые Рита очень любила и иногда покупала в мясном магазине, старательно обходила стороной.

Появившись через десять дней перед педагогом, она услышала одобрение в свой адрес, и была принята в кружок танцев.

Эдуард Васильевич, как оказалось, известный на весь город, сердцеед, не уставал повторять юным девушкам, что балерины и танцовщицы способны вскружить голову любому мужчине. Рассказывал истории о любви некоторых царей к известным особам, блистательно выступавшим на сцене Большого театра в Москве, говорил об Авдотье Истоминой – русской Терпсихоре, из-за которой дрались на дуэли, а Пушкин посвятил ей известные строки в «Евгении Онегине». Девушек это, естественно, подстёгивало, особенно, когда они, часами, облачившись в шерстяные трико, проделывали одни и те же па или пируэты.

– Чем большее количество пируэтов вы будете совершать,– не уставал повторять Эдуард Васильевич, – тем большее количество юношей в вас будет влюбляться.

О мальчиках Рита боялась, даже и думать, особенно после одной истории, которая произошла в восьмом классе.

В новой школе, куда мама перевела её после окончания «семилетки», у Риты появилась подруга, Люба Таран, – самая незаметная и скромная девочка в классе. Она была очень молчаливой, часто краснела, держалась обычно в стороне, но иногда, раза – два в месяц, становилась центром внимания. Это происходило в те дни, когда она приносила в класс огромные куски настоящего, неплиточного, шоколада, который производила местная кондитерская фабрика, исключительно, для лётчиков советской авиации. Люба угощала всех желающих, а желающих было много. Её родители, работающие на фабрике, иногда позволяли себе выносить редкие сладости, которые невозможно было купить в магазинах, да, и если честно, то и не на что.

В тот день у мамы был день рождения. Люба, взяв с родителей слово, что они принесут большой кусок шоколада в подарок Зое Васильевне, предложила Рите зайти за ним к ней домой, что та и сделала. Взяв огромный сладкий подарок, она счастливая шла домой, радуясь, что сделает маме приятное.

Вернись она домой раньше на 15 минут, ничего бы не произошло. Но мама с работы пришла раньше неё. Было три часа дня.

– Ты где была?– раздражённо спросила мама, – Почему так поздно?

– Я к Любе зашла за шоколадом. Тебе её родители передали. Вот, возьми. Они тебя с днём рождения поздравляют и желают счастья,– тихо сказала Рита, испугавшись маминого тона. Она протянула кусок шоколада, обернутого папиросной бумагой.

– Опять врёшь!– закричала мать, – Шляешься невесть где, а Любой хочешь прикрыться!? Ах ты, сука такая бесстыжая! Наверно с мальчиками по углам да задворкам обжималась! Мала ещё юбки то задирать перед ними. А, может, уже вместе с Любой по мальчикам бегаете!? Я пойду в школу и всё всем расскажу, какая у меня дочь, и как ты мать обманываешь и с мальчиками гуляешь! Я всё расскажу, перед всем классом! Чтобы и другим неповадно было! Господи, да за что же мне такое наказание! Что за дочь мне Господь послал! Стыда на тебе нет! Мать бы пожалела. Я же тебе всю жизнь отдала, а ты, неблагодарная, что делаешь? И это в 14 лет! А если ещё хоть раз твой Алик к нам зайдёт, я его с лестницы спущу, так и знай! Тоже мне, ухажёр выискался! Такое же ничтожество, как и все остальные! А всё туда же, любовь ему подавай! Ты думаешь, я ничего не вижу? Именно поэтому на танцы ходишь? Чтобы задницей вертеть перед мужиками? Запрещаю! Дома сиди!

– Мама, ну что я опять не так сделала? – заплакала Рита, – Ты же сама говорила, что мне надо спортом заниматься. Я и болеть реже стала. Ну не берут меня в спортивные секции. Говорят, что я слабая. Ну, пожалуйста. Не запрещай. Мне очень нравится танцевать. Я не встречаюсь ни с кем. И с Аликом вижусь только во дворе.

– Ладно. На танцы ещё походи. Но если рядом хоть одного парня увижу, из дома выгоню. И так перед людьми стыдно за тебя, так не хватало ещё, чтобы дочь гулящей называли.

Именно с тех пор и повелось: стоило Рите задержаться в школе, или мама заметит, что какой-то мальчик её из школы провожает, или домой пришла от подруги чуть позже 9-ти вечера, начинались скандалы, доводившие Риту до истерики, до икоты. Оскорбления, которые сопровождали скандалы, были грязными, унизительными и несправедливыми. Душа сжималась от страха, голова начинала нестерпимо болеть, руки и ноги слабели, она пугалась, что сейчас умрёт от горя, просила прощения, не известно за что, и умоляла маму поверить ей. Зоя Васильевна успокаивалась… до следующего скандала. А у Риты голова и сердце продолжали болеть ещё два-три дня, да так сильно, что невозможно было пошевелиться. Приходилось вызывать врача, выписывать больничный, пропускать школу. Диагноз ставился один и тот же: вегетососудистая дистония и сердечная недостаточность.

Через два года произошло событие, круто изменившее всю её жизнь.