Татьяна Буденкова - Жизнь и приключения вдовы вампира

– Батюшка, да разве я когда себе позволяла что-либо предосудительное?

– Пятнышко на платье может и маленьким быть, а на бал не годится. Так и в жизни. Запачкаешь репутацию единожды – вовек не отмоешься! Вот и кстати! Что это вдруг Егор Петрович по вечерам мимо вашего двора дефилирует?

– Да откуда же мне знать, батюшка?

– По старой памяти виды на тебя держит?! Надобно его от дома отвадить. Вот и сегодняшний его визит не уместен… м… да, не уместен!

– Вот я и послала к вам Настеньку…

– Сделаем так… Вели накрыть чай на веранде. Скажешься, что у тебя мигрень, дело обычное. Егора Петровича приму я. Закажу валенки… дворовым мужикам. Таким образом и место ему укажем, и не обидим, врага не наживём. Всё-таки надо учесть, что Егор Петрович добровольно вызвался и собственноручно произвёл обряд по уничтожению вампира.

– Папенька, к чему вспоминать такие страсти?

– М…да…

Вампирские страсти

Глава 5

Хоть и был визит к городскому голове деловым, но кто же в городе не знал, что сынок его настоящий денди? Притом холост! И если Акима Евсеича больше волновала деловая сторона встречи, то Наталья Акимовна, понимая, что решать ей ничего не придётся, очень беспокоилась по поводу своей внешности. Так что ночь перед визитом почти не спала. И оттого казалась бледнее обычного. И вот под руку с папенькой она медленно поднимается по широкой лестнице в кабинет Петра Алексеевича. В чёрном матовом платье, с тонко перехваченной талией, на красиво уложенных чёрных кудрях шляпка из чёрного крепа украшена цветами чёрного гагата. Движения её были легки, она будто парила над ступенями.

Вернувшись домой, Наталья Акимовна перебирала в памяти подробности визита к городскому голове. Мельком замеченное красивое молодое лицо и стройное тело всё вспоминались и вспоминались! И не было никакой возможности отогнать от себя это видение! Деловую часть беседы папеньки и Петра Алексеевича она пропускала. Действительно, решили строить доходный дом на паях. Думать об этом взялся Аким Евсеич. А и было о чём. Рассуждая о предстоящих заботах, Аким Евсеичу становилось ясно, что теперь придётся каждую неделю, может, и не по разу, деловые визиты наносить и посещать присутственные места. Предпочтение пеших прогулок граничило с непристойным поведением и всячески порицалось. Так что следовало подумать, посчитать и решить – приобретать ли какой-либо экипаж для этих целей или привести в порядок повозку на рессорном ходу Кузьмы Федотыча, которую Аким Евсеич третьего дня в сарае приметил? И лишних денег тратить не хотелось, да и опасался пересудов. Мол, только зять на погост, тесть состояние прожигает! Всю ночь бывший писарь глаз не сомкнул.

За окнами чуть рассвело, когда Аннушка, зевая и потягиваясь, вышла из своей каморки:

– Матушки светы! Матушки светы! – зашептала и закрестилась, увидев, как через комнату, кабы не по воздуху, медленно плывёт странная фигура.

– Аннушка? Согрей-ка чайку…

– Свят, свят, свят… – крестясь, кинулась назад к себе в комнату.

– Анна! Да что с тобой? Никак умом тронулась?

Аким Евсеич в ночной рубахе до пят и колпаке, устав в бессоннице переворачиваться с боку на бок, сунув ноги в мягкие войлочные чуни, направился было к своему кабинету, тут Аннушка и попади ему навстречу. В сером утреннем полумраке белёсая бесформенная фигура кого хочешь напугает!

– Анна! Чёртова кукла! Тьфу ты! Не согрешить, да согрешишь! Чего скрылась?

– Аким Евсеич, никак вы?

– Кто ж ещё?

Напоив Акима Евсеича чаем, Анна направилась в мясную лавку говяжий язык купить, коей был заказан хозяином к обеду обязательно под соусом. А в лавке, как на грех, только Фроська толклась! Ей что ни скажи, на весь Бирючинск разнесёт! Но терпеть уж не было мочи, так у Аннушки собственный язык чесался!

– Фрося? Поди, что скажу! Только крестись, что более никому не расскажешь?

– Чего такого про твоего хозяина можно рассказать? Вон, дворовые Кузьмы Федотыча говорят, на что тот жаден был, да и то с барского стола крошки падали, а твой хозяин такой порядок навёл, что Кузьме Федотычу, хоть и вампиру, а и не снилось!

– Да погоди ты! – и зашептала на ухо.

– Призрак? На рассвете?

– Вот те крест! Ни половица ни скрипнула, ни подошва ни шаркнула. Да и ног-то не было. Белый балахон колышется в воздухе и ко мне всё ближе, ближе! Тут я крестным знаменем его, а сама за дверь да на заложку! Так и сидела, пока Аким Евсеич не проснулся! Только ты уж никому!