Владимир Жуков - Долг платежом красен

– Савелий Игнатьевич, по какому праву? – испугался директор.

– По римскому, – ухмыльнулся чиновник.

– Римскому? Не делайте этого! У меня жена, дети, мать с нищенской пенсией. Я все-таки хочу объясниться. Сами понимаете, что телефон не лучшее средство для конфиденциального разговора.

– Объясняться изволь со своей женой или любовницей, – повысил голос чиновник. – А мне доложишь, как положено, что собираешься дальше делать? Будешь платить или я закрою «Зодиак». На твое место с десяток других предпринимателей найдется.

– Это слишком круто! – взмолился Викентий Павлович. – Я буду у вас через пятнадцать минут. Не возражаете?

– Ладно, приезжай, – лениво обронил начальник, довольный развитием диалога. «Только так надо строптивцев за жабры брать, а то возомнили себя слишком навороченными, не признают над собой никакой власти, – размышлял он, расхаживая по кабинету. – Я не допущу беспредела».

Зубач себя долго ждать не заставил. Спустя десять минут его долговязая, неуклюжая фигура предстала перед взором Савелия Игнатьевича. Он бросил ироничный взгляд на его длинные, как лопасти ветряной мельницы, руки, куцую голову в фетровой шляпе и худую гусиную шею. В серых глазах посетителя лихорадочный блеск. «А ведь, действительно, очень на гуся смахивает», – подумал Хлыстюк.

– Едва припекло, легок ты, однако на подъем, – сидя за массивным столом, произнес хозяин. – Наверное, на “мерсе” примчался? Я на подержанной «Mazda» езжу, да и офис у тебя, наверное, роскошнее моей казенной берлоги. Не по чину живешь. Вижу вас, всех коммерсантов насквозь – бедолагами прикидываетесь, а валюту лопатой гребете, в швейцарские банки перекачиваете. Ни у кого голова о развитии города, о наполнении бюджета не болит. Все заботы на меня взвалили.

– Нет у меня ни «Меrcedes», ни другой иномарки, на старом «Москвиче-412» езжу, – попытался парировать напор. – А вместо офиса обычная контора. Прибыли от торговли – кот наплакал, едва концы с концами свожу. С трудом на зарплату работникам наскреб, чтобы не разбежались. Мой «Зодиак» всего лишь год существует и не успел, как следует развернуться. Налогами задавили, ревизоры, контролеры, пожарные табуном набежали. Всех угощай и ублажай. Грабеж средь бела дня режут как курицу…

– Бери пример с олигархов – миллиардеров и миллионеров, если не слаб в коленках, – с иронией бросил реплику Савелий Игнатьевич.

– Для этого надо быть криминальным авторитетом или зятем президента с хватательными инстинктами без совести и чести. Им все доступно, тот же Никопольский завод ферросплавов, Арцизский трубный завод или гиганты металлургии и другие крупные предприятия, созданные трудом миллионов людей многих поколений, захватили мошенники, – вздохнул Зубач. – К таким лакомым кускам, прихваченным аферистами криминальных кланов, нас простых смертных, на пушечный выстрел не допустят. Там своя мафия, свой клан. Себе – несметные богатства, а миллионам обездоленным гражданам – жалкие ваучеры и крохи с барского стола. Алчного и бездарного «гаранта» за все страдания и беды народа следовало бы, как Чаушеску, под трибунал, к стенке вместо гарантий неприкосновенности. В лучшем случае его место у параши …

– Кончай пропаганду, демагогию! Прекрати крамольные речи, здесь тебе не митинг, не место для агитации. Не нравиться, вали за бугор! Нашелся мне революционер, обличитель мафии и коррупции. За такие речи тебя в каталажку! Как ты смеешь осуждать нашего всенародно любимого гаранта и его родню?! – вскипел Хлыстюк. – Это клевета, подрыв авторитета, оскорбление чести и достоинства. Жаль, что на диктофон тебя не записал. Может, повторишь и мигом загремишь на нары…

– Невозможно подорвать то, что уже давно подорвано, – убавив пыл, возразил Викентий Павлович. – Его популярность среди простых граждан самая низкая. За годы бездарного правления довел, некогда самую процветающую республику, до полного разорения. Поэтому десять миллионов граждан, подобно цыганам, разбрелись по всему свету в поисках лучшей доли и работы, ради выживания.

– Ты договоришься, что сам пойдешь под трибунал, – угрожающе произнес чиновник и властно заявил. – Я лишаю тебя права голоса.

– А как же провозглашенные на весь мир демократия, гласность, свобода слова? – опешил Зубач.

– Запомни, у кого больше прав, у кого реальная власть и большой капитал, тот и прав. Так есть и так будет всегда. И довольно плакаться в жилетку,– поднялся из-за стола Хлыстюк. – Всем тяжело. У меня нет времени ждать, когда твоя курица начнет нести золотые яйца. Боюсь, что они протухнут. Городская казна пуста, а на пороге зима. Надо закупить топливо, газ, расплатиться за потребленную электроэнергию, иначе лимиты урежут до предела. Мне бы, Викентий Палыч, твои заботы. Тебя не достают каждый день учителя, медики, пенсионеры, ветераны, не угрожают забастовками и голодовками. Моему положению не позавидуешь, чувствую себя, как в камере смертников.