Яна Бендер - Сотерия

Согласно тестам, которые мы регулярно проходим на психологии, я – сангвиник, экстраверт. Да, у меня много знакомых, друзей. Я люблю общаться с людьми и вокруг меня всегда собираются шумные компании, однако, в последнее время я стала предпочитать тишину весёлым гуляниям.

Клиника, в которую я ехала, находилась в трех километрах от города. Это было серое двухэтажное здание, кованый забор, большая территория внутри ограды и лес. Кругом один только лес.

В саду высокий сутулый санитар выгуливал своего подопечного. Было жутковато, но интересно. Я припарковала машину, нажала на кнопку охраны и мне ответил мужской голос. Я представилась, сказала, что меня ожидает главный врач. Меня пропустили. Калитка, расположенная справа от ворот, противно скрипнула и распахнулась от одного моего прикосновения.

Холл был просторный. Из него шло несколько коридоров, а в центре расположилась массивная каменная лестница. Казалось, что раньше этот дом был чьей-то усадьбой или резиденцией. Справа от меня открылась дверь и появился тот самый охранник.

«Вам наверх. Затем налево» – сухо сказал он мне.

8.53.

Я поднялась на второй этаж по лестнице. Последовала указаниям. Постучала. Меня пригласили внутрь. Я толкнула дверь и увидела пожилого мужчину, который сидел за столом и что-то писал.

– Я так понимаю, – заговорил он, спустив очки на нос, – Вы и есть та студентка медицинского?

– Да, – подтвердила я.

– Садитесь, – предложил он.

Я заняла место, указанное мне, положила сумку на колени и посмотрела на врача.

– Вы очень пунктуальны, – заметил он, – приехали к девяти, как и обещали. Ваш куратор сказала мне, что Вы – единственная из всего потока, кто согласился попробовать вылечить этого пациента.

– Мне бы хотелось побольше узнать о нем.

– Говорят, что Вы – лучшая на курсе. Какое направление думаете выбирать после института?

– Скорее всего, эндокринологию.

– Жаль, что не психиатрию.

– Я смотрю, что Вы ознакомились с моим делом, Николай Васильевич.

– Да, ознакомился. Так вот. Два года назад к нам поступил мужчина тридцати четырех лет. Все клиники отказались его лечить, поскольку ни одна терапия не могла улучшить его состояние. В последнем заведении, из которого он перебрался к нам, его уже готовили к лоботомии. Пришлось спасать его от таких мер. Двадцать четыре месяца мы ведем с ним работу, но он не поддается ни одному лечению. Администрация города заявила, что, если в течение двух месяцев у него не появятся улучшения – они прекратят его спонсировать и, тогда придется прибегнуть к крайним мерам.

– Каков диагноз?

– Шизофрения.

– Позволите посмотреть его дело?

– Конечно.

Главврач нажал на какую-то кнопку и попросил принести историю болезни Германа Верского.

«Красивая фамилия» – подумала я.

Через минуту в кабинете показалась девушка примерно моего возраста и подала доктору дело пациента. Он протянул его мне.

– Не хотите пообщаться с ним? – вдруг спросил он меня.

– Охотно.

Он предложил мне надеть халат, который можно взять у старшей медсестры, но я отказалась, сказав, что человек в белом халате будет отрицательно влиять на его психику. Я оставила сумку в его кабинете, поправила черную футболку и прошла к лестнице. Николай Васильевич проследовал за мной.

– Позвольте мне зайти одной?

– Конечно. Он прикован к кровати ремнями. Думаю, что вреда он не причинит.

Меня слегка передернуло. Стало как-то жутковато. Ничего. Я поборола себя, подтянула джинсы и толкнула дверь. Санитар, сидевший возле неё, был уже предупрежден обо мне и, как только я появилась в палате, он вышел.

Я не посмотрела на пациента. Прошла от двери к противоположной стене, где было большое французское окно, ведущее в сад. В палате – две койки. На той, что стояла по центру под обычным окном, лежал Герман. Вторая была пуста и располагалась у стены с дверью.

Я почувствовала на себе его тяжелый взгляд. Боже, кто бы мог представить, сколько труда я приложила, чтобы не посмотреть в его сторону так сразу. Я сделала еще несколько шагов, отодвинула занавеску, посмотрела сквозь стекло. На улице было жарко, но в помещении, за счет толстых каменных стен и теневой стороны, казалось вполне комфортно. Я как-то неловко повернулась к нему, стремительно двинулась в сторону его кровати, встала, опершись на изножье и дерзко посмотрела ему прямо в глаза.

– Здравствуйте, Герман! Как поживаете?

Ответа не последовало. К тому же, почему он должен был быть?