Лилия Фандеева - Виктория

– Спасибо, я не пью, – ответила Вика, направляясь к выходу.

– Стоять! – он схватил Вику за руку. – Не надо так спешить, – он залпом выпил водку из стакана, предложенного Вике, поставив его на стол.

– Гоша, отпусти девчонку, пусть идет домой, – вставая из-за стола, сказал Василий, беря в руки нож. – Она не пьет, и делать ей здесь нечего.

– С чего вдруг я ее должен отпускать? Это будет малой платой за ваши недостающие проценты. Сядь и сиди смирно, – ответил он, доставая из-за пояса пистолет. – Сегодня будет так, как я скажу. Ты крыса, видимо, не совсем понимаешь своего положения. – Он прибавил громкость музыки в магнитофоне и похотливо посмотрел на Вику.

– Гоша, по-хорошему прошу, девчонку отпусти. Тебе нужны проблемы? – не унимался Василий. – Хочешь привлечь внимание соседей?

– Я не понял, она тебе кто? Или тебе Катьки мало? Так я не жадный, могу поделиться, – он, как будто упивался своей властью над ситуацией.

– Заткнись козел! Она девчонка совсем, – перешел на крик Василий и метнул в гостя нож. Между ними были не больше трех метров, и нож достал бы приезжего, но он держал за руку Вику, и. рука Василия дрогнула, бросок получился не точный. Нож угодил ему в мягкие ткани левого предплечья.

– С козлом ты ошибся, брат, – зло сказал он, толкнув Вику на диван, схватил с него подушку и через нее выстрелил в Василия, который запрокинув голову, откинулся на стул.

Мать Вики завизжала и тут же получила по голове рукояткой пистолета, уронила голову на стол. Убийца приложил палец к ее шее, пульса не было. Он положил пистолет на стол и посмотрел на Вику, которую парализовал страх.

– Аптечка знаешь где? Тащи ее сюда и поторопись, у тебя мало времени, – говорил он, дернув Вику за руку так, что она подскочила с дивана и оказалась рядом. – Быстро забинтовала, без всяких соплей, – глядя на принесенную коробку, сказал он. – А ты молодец! – наблюдая за работой ее рук, которые дрожали, сказал он. – Медсестра? Ладно, не важно.

– За что вы их убили? Зачем? – спрашивала Вика, едва слыша свой голос.

– За старые грехи, – ответил он, задирая ей короткий подол платья. – Не будем церемониться, – он рванул за вырез, и платье оголило ее до пояса, еще рывок, и платье превратилось в лохмотья.

Вика прикрыла грудь руками, все еще не веря в происходящее: «Пожалуйста, не надо, – просила она. – Отпустите меня».

– Ты, дура деревенская, вообще без мозгов? Как я отпущу тебя? Ты же свидетельница всего этого, – говорил он, без всякого сожаления, как будто то, что произошло секунды назад, было вполне обычным делом. При этом, разжимая ее руки, трогал ее грудь, разглядывая все тело. – Будешь дергаться, изобью. Перед тем, как тебя грохнуть, я тебя трахну от души, у меня не было еще трезвой и смазливой деревенской девки. Профессионалки из города хороши, но не натуральные. Чего-то я переборщил сегодня, мне нужно расслабиться. Ты живешь столько, сколько я тебя буду хотеть, а потом извини, мне в город вернуться нужно быстрее.

От одного его голого вида ниже пояса и запаха, ее стошнило. Ее желудок был пуст, а позывы не прекращались.

– Что, болт не нравится? А ты ему очень. Он уже и стойку принял. Не дергайся, сучка, руки свяжу, но дело свое сделаю. – Он завел ей руки за спину, связал их обрывками платья, развернул к себе спиной, сдвинул посуду на столе, повалил Вику грудью на стол, отодвинув пистолет. Схватив за волосы сопротивляющуюся девушку, он несильно стукнул ее лицом о стол и нашел то, что хотел. Он пыхтел, как паровоз. Вика плакала, ей казалось, что еще немного, иона потеряет сознание. Он, то останавливался, то продолжал. Вдруг убийца перестал не только пыхтеть, но и двигаться, а секундой позже грохнулся на пол. Вика замерла.

– Викуля, надень мамкин халат, – развязывая ей руки, говорил дед. – Держи лапушка. Иди к пруду или на родник. Я здесь все приберу. Ты только помни о том, что все были живы, когда ты приходила. Запомни, солнышко мое, – говорил ей дедушка, спешно помогая одеться. – Забери то, что раньше было платьем. Бросишь в домике. Ты ему перевязала рану, он на тебе разорвал платье, но ты от него вырвалась. Бежала за мной и встретила меня на полдороги. Иди, родненькая, иди, – говорил он, снимая с плеча ружье.

Вика двигалась, как во сне, в голове были слова деда: « Пруд, родник, живые все, полдороги, вырвалась». Михаил Иванович проводив внучку за порог, вернулся в комнату, проверил пульс у дочери и ее сожителя. У обоих пульса не было. Он закрыл широко распахнутые глаза дочери. Поднял с пола небольшой топорик, обухом которого стукнул приезжего, вынес его и бросил в яму туалета. Вошел в дом, где приезжий начинал приходить в себя. Михаил Иванович легко подтянул его к печке, которая была обрамлена железным уголком, усадив его подальше от пистолета. Рана на голове была небольшой и немного кровоточила. «Надо было сильнее бить. Как же земля таких иродов носит? Ведь нелюди они», – говорил он чуть слышно.