Марина Иванова - Я – живой!

– Что плохо тебе с нами? – закричал Василий Федорович. – На всем готовом живешь. А плакаться к директору бегаешь.

– Я ничего ему не говорила! – оправдывалась Маша.

– За скотиной лучше смотри! А не за директором!

Машенька вздохнула, повернулась к двери, вышла, язык показала. Как они мне надоели вместе с женой. Не пойму, кто у кого квартирует. Но ее мысли будто прочел председатель. Ласково на нее посмотрел, сказал: «Машуля, хочешь отпущу к директору жить, только дом мне подпиши!»

Маша с такой радостью выводила четкие буквы своей рукой, что дарит дом вместе со всем добром Помойло Василию Федоровичу и его семье. Тот даже в райцентр ее отвез, к нотариусу, чтобы печать задокументировали. Смачно поставил под печатью закорючку и выгнал Машеньку в чем была. Она счастливая переехала жить директору. Он заменил ей отца. Пока Афанасия не было, Машеньку поселили в его комнате. Читала «Алые паруса», плакала, мечтала о любви.

Когда Афанасий пришел с армии, удивился, что на хуторе очень мало осталось ухоженных домов. Какая – то разруха, пустота. Не было жизни. Не знал он, что перегибы новой власти жесткий удар нанесла кулачеству. Но это были не только ростовщики, которые деньги давали под огромные проценты, держали бордели, игорные дома в столице. Но и настоящие труженики, как пчеловод Сергеев, как другие жители хутора. После принятия в стране первого пятилетнего плана форсированными темпами прошла коллективизация. Всех загнали в единые колхозы. Нельзя было так ломать село. Каждый регион Российской Федерации получил из центра строгую разнарядку – к какому сроку провести полную коллективизацию. Приказано к лету тридцать первого года ее осуществить!

Первыми недовольными, конечно, стали зажиточные крестьяне. Им не нравились в стране низкие государственные закупочные цены, высокие нереальные планы сдачи сельхозпродукции государству. Из – за этого пострадал Сергеев – пчеловод и многие другие зажиточные крестьяне. Но они тоже были разными. Кто – то сам вкалывал, не нанимал людей. Кто – то ничего не делал, только собирал деньги за аренду. Кто – то излишки сдавал государству честно. Перевыполнял продплан. А сейчас им запретили нанимать батраков, сдавать землю в аренду, приняли постановлении о конфискации имущества, о выселении за пределы края.

– Чем ты недоволен? Ты теперь, как все! – кричал Василий Федорович на Нюрку из продмага. А ты что думала, дружок твой сдох, а ты будешь жить?

Зажиточные крестьяне лишались права на членство в потребительских кооперативах, даже в получении накопленных на сберкнижках денег, которые они годами собирали. Всех ставили вровень, не разбирали, что многие воевали за Советскую власть, чтобы хорошо жить. Поэтому вернулись домой, поверили в новые возможности, стали много работать, разбогатели. Но не смогли насладиться этим. Не успели понять хорошо это или не очень быть богатым. У них тут же все забрали, накопленное за двенадцать лет советской новой жизни, лишили гражданства, права избирать и быть избранными в Советы.

В мясорубку массовой коллективизации попали все хозяева с большой буквы. Они понимали, что это перегибы местной власти. Но из Москвы пришло указание – репрессии всем, кто подходит под категорию кулак. Оставить в покое только нищих крестьян. А это в основном пьяницы, каторжные, и просто лентяи Оставили в сельском хозяйстве заслуженных работников нищеты! Казалось, они приведут село в порядок. А им это не нужно было. В любые времена существует фиксированный процент людей без определенного места жительства, бродяги, дураки. Как бы их не пытались вытравить из действительности, этот процент вновь появится. Так же, как и появится процент обеспеченных людей. Советская власть расчесала Россию единой гребенкой. Подумала, что с фиксированным процентом будет покончено. Но что – то пошло не так. Зловещая победа над кулаками, зажиточными крестьянами не принесла удовлетворение, только привела к опустошению, голоду, болезням.

Афанасий заметил, что не кричали радостно петухи на хуторе, не блеяли козы, не мычали коровы. Переселенцы унесли с собой целый мир спокойствия, благополучия, веселья. Люди возмущались, что этим врагам народа разрешалось брать с собой 35 кг. из нажитого добра. Но они бросали дорогую одежду, посуду, брали с собой только молотки, серпы и косы.

– Вот дураки! – возмущались заслуженные работники нищеты. – Они не знали еще, что на сальских скупых землях, эти враги вновь поднимут сельское хозяйство, вновь станут богатыми. Середняки тоже злорадствовали, когда кулаков и зажиточных крестьян забирали. Они не знали, что из – за расширения категории кулаческих дворов, в мясорубку новой жизни полетят следом за ними. Этого новой власти покажется мало, выселять начнут следующими тех, кто занимался торгово – посреднической деятельностью, тех, кто воевал за белых, тех, которых просто оклеветали и церковные люди.