Виктория Лейто: Соленая кожа

— О, нет, месье Шварц, не беспокойтесь, никто не умер. По крайней мере, не сегодня. Это отголоски одной истории, случившейся много лет тому назад, а вернее, ровно одиннадцать с половиной, потрясшей чередой необычных событий весь город, — продолжал спокойным и ровным голосом Пьер.

— О, я любьитель ньиобычных истоггрий, мы же в Нормандии все любьим всье необычное! Расскажите мне ее, Пьеггр!

— Ну не знаю, месье, история довольно шокирующая, в некоторых местах даже отвратительная — начал подтрунивать над ничего не подозревающим Шварцем Пьер, раскаляя его интерес и знаменитое нормандское любопытство, отыгрываясь над слушателем за неуместное хвастовство его безобразным английским. Хотя на языке водителя уже вертелись первые события этой истории, которой ему ой как не терпелось поделиться с иностранцем.

— О, я Вас умоляю, месье Пьегр, сжальтесь, я хочу ее услышать! Эта истогрия мне ужье нгравится, грасскажите мне ее, пожалуйста!

— Ну хорошо, тогда слушайте, — сдался обрадовавшийся Пьер.

Шел далекий 1997 год. Я тогда работал личным водителем у одной разбогатевшей чудесным образом, но, безусловно, своими стараниями женщины. Поговаривали, что она заключила сделку с самим дьяволом, чтобы вот так вот неожиданно подняться. Но, знаете, я хоть и француз, но не суеверен, по мне так главное, чтобы хорошо платили и вовремя, а слухи и сплетни всегда сопровождают своим черным кортежем карету победителя. Звали эту женщину Маргарет. Восемь лет назад (на тот момент, в 1989-м году) она занялась продажей ковров, оформив небольшую ссуду в банке, и открыла свою маленькую лавку на углу Майроуд-стрит и Бристоль-авеню. В лавке была только она и две ткачихи, прявшие и создававшие ковры по незамысловатым стандартным эскизам. Ковры шли неплохо, но без особого энтузиазма со стороны проходивших мимо потенциальных покупателей, практически не обращавших внимания на ничем не выделявшиеся изделия. До той поры, пока однажды в голову Маргарет не пришла одна замечательная идея. И так как воображению ее было можно только позавидовать, она попробовала прикоснуться к искусству вышивания узоров сама, а вернее, взять этот отдел под свой личный контроль.

Она разработала какую-то особенную концепцию вышивания, создавая немыслимые и поражающие красотой и смелостью эскизы; включала бисер в плетение, тонкие позолоченные проволочки — в обрамление, крупные железные кольца для необычных ощущений при ходьбе, прикрепляла к полотнам надутые прозрачные мешочки с подкрашенной голубой водой и такие же мешочки с песком и камнями, составляя пляжный ландшафт, — словом, она не боялась ничего нового и призывала всех следовать за ней.

Поначалу такие радикальные идеи казались местным жителям слишком вычурными и провокационными, но вскоре, после того как главный судья города купил один из главных и самых необычных ее произведений, в лавку к Маргарет повалили толпами все: от прокуроров до обычных рабочих. Стимуляцией к покупке ковров от Маргарет для граждан среднего и ниже достатка была возможность предоставления им рассрочки, под шесть процентов годовых. Представляете ковры в кредит? Это же не вяжется вместе! Но таковы были идеи Маргарет, которые вскоре после хороших отзывов самого главного судьи города принесли ей баснословные деньги и сделали ее состояние.

Я же тогда только приехал в холодную Англию, оставив свою хрупкую и изящную родину без одного из своих верноподданных. Без документов и почти без гроша в кармане кое-как я устроился водителем-экспедитором в цех, по совместительству поставлявший Маргарет и ее лавке различные аксессуары из бисера и украшения из стали.

Будучи молодым и горячим, в истинном смысле французом, я не мог не оценить той толкающей на преступление красоты молодой женщины. Когда впервые я увидел Маргарет, она показалась мне холодной как сталь, но, как только она повернулась и, посмотрев на меня, одарила своей белозубой, как снег, и открытой, как врата церкви для любого бездомного в лютый день, улыбкой, мое французское сердце растаяло в своем нежном трепете. И если и можно было сравнить Маргарет со сталью, так это только в том смысле, что оружие ее — в виде бесподобной красоты — стреляло в самое сердце, а пуля, выходящая насквозь, блуждала до тех пор, пока, не отрикошетив от всех стен вокруг, безумством огня не испещряла тебя дотла. В тех, кому повезло больше, она стреляла в упор в лоб, и они больше никогда уже не могли сделать хоть каких-либо попыток ее завоевать; я же оказался в числе тех, кто неоднократно пытался избавиться от образа Маргарет как от навязчивой сумасбродной идеи по ночам. То есть в числе большинства.