Гюльшен Ализаде: Амазонки

Внезапно Сакий упал на колени и схватил пастуха за руку.

Атей вздрогнул от неожиданности.

– Да ты точно с ума сошел! – выкрикнул он сдавленным голосом.

Юноша повалился Атею в ноги, не выпуская кисть его руки.

– Атей, прошу, будь другом! Нет, нет! Что это я?.. Да ты же мой учитель… нет, старший брат! Нет, все-таки учитель, наставник! Как тебя еще назвать? Самый главный из пастухов на всем свете, сжалься! – восклицал он.

– О духи леса, за что это мне? – жалобно взмолился пастух, подняв руки к небу. – Неужели нет на тебя управы? Когда ты поумнеешь, сынок?.. Увижу ли я этот день?

– Слишком много вопросов, я совсем растерялся! Не много ли ты хочешь знать?.. Атей, я не отстану, – откинувшись назад и усевшись на пятки, пригрозил Сакий, едва сдерживая смех.

– Убирайся куда хочешь, – сдавшись, устало произнес мужчина.

Парень тотчас же поднялся на ноги и с размаху обнял пастуха.

– Атей, мне кажется, или я действительно люблю тебя?! Да-да, это любовь, вот не сойти мне с этого места!

– Пошел прочь! – уже смеясь, сказал Атей. – Даю тебе время до полудня. И прошу, сынок, будь осторожнее!.. Не подведи меня, Сакий! – сказал мужчина с волнением в голосе, обхватив его голову ладонями и хорошенько тряхнув.

Сакий был один из самых сумасбродных юношей в деревне. Еще в детстве он потерял отца: тот не вернулся с горы, к подножию которой он в тот день погнал пасти скот. Люди тогда решили, что он сорвался в овраг, но тело так и не нашли. Стадо вместе с собакой тоже пропали.

Парень жил с матерью, которая не знала (да и не представляла) другого счастья, нежели глядеть на подрастающего сына. Она часто вспоминала мужа и беззвучно плакала после того, как мальчик засыпал…

Но даже сквозь сон Сакий знал, что мать, сидя у окна, грустит целыми ночами. Не раз он хотел встать и обнять ее, но не мог заставить себя сделать это. Ему казалось, что ее горе может перейти и на него, и тогда он просто не сумеет справиться с бедой…

Отца Сакий не помнил, хотя часто изо всех сил зажмуривал глаза, пытаясь увидеть родное лицо. Но годы проходили один за другим, и мать почти успокоилась. Мальчик же, наоборот, стал вспоминать отца чаще, все больше нуждаясь в нем.

Недавно Сакий начал помогать пастухам, хотя это занятие ему было не очень-то по душе. Он предпочитал что-то создавать своими руками. Вырезая из дерева фигурки, он дополнял их украшениями, которые делал из костей животных. Все в селении удивлялись мастерству парня.

Однажды Сакий выстругал фигуру девушки из тутовника, в который ударила молния, почти разломив его на две части, – и таким образом дерево продолжало жить, хоть и в другом обличье. Часто по ночам под ним устраивались влюбленные парочки, и оно, словно воплотившее дух девушки (а может, и наоборот), охраняло их любовь.

Люди постепенно начинали верить в это – спустя короткое время у тутовника начали выстраиваться парни и девушки со всего селения, ожидая своей очереди быть благословленными чудесным деревом. Все это доставляло Сакию немалую радость и прибавляло гордости за свое умение.

С самого раннего утра царило спокойствие. День обещал быть жарким. Накануне днем шел дождь, и растения, вдоволь напившись живительной влаги, выглядели особенно сочными и полными жизни.

Сакий сорвал несколько листьев с дерева и глубоко вдохнул их аромат. Он делал так еще с детства, ощущая себя сыном природы, таким же сильным и вечным. Острый изогнутый нож, не похожий на те, что носили с собой пастухи, был спрятан у него под рубахой, а не заткнут за пояс. Часто мать бранила его из-за этой привычки (как ей казалось, очень опасной), но Сакий только отшучивался.

– То, что для тебя предвестник беды, на самом деле мой лучший друг. Ничто другое на свете не способно так хорошо понять меня, как этот нож… – повторял он.

Обращаться с ножами Сакий действительно умел, придавая им затейливую форму и приделывая к лезвию собственноручно вырезанную замысловатую рукоятку.

Юноша быстро взобрался на невысокую возвышенность, примостившуюся на груди своей величественной и загадочной матери-горы. Мелкие роднички весело журчали, играя мелодию сегодняшнего дня, птицы же своим пением поддерживали ее гармоничность.

Сакий продолжал идти, взбираясь все выше и выше. Что-то влекло его сюда: то ли таинственность места, то ли передаваемые из уст в уста легенды об обитающих здесь загадочных человекоподобных существах.

Порой юношу посещала дума – а вдруг там, высоко-высоко, живет его отец и ждет сына?.. Насколько это может быть высоко, парень не знал, и каждый раз, представляя себе жилище отца на вершине горы, его взгляд незаметно для него самого переходил на небо – в ту заоблачную высь, где он начинал тонуть. Долго смотреть на облака юноша не мог – становилось тесно в груди и смутно на душе.