Дарья Ратникова - Единственная для визиря

Эмет

Ноющая боль сдавила виски. Эмет устало потёр их. Сегодня было много работы. А назавтра шейм призвал его к себе. Приедут послы из соседних Алтара и Гаасы. Это значит снова выслушивать раболепные уверения в покорности и верности. А буде Повелителю не понравятся их дары, послов ожидает смерть. А вот какая… Шейм умел удивлять.

Эмет встал из-за стола. Надо пройтись. Он знал в саду такие тропинки, на которых нельзя было встретить алаб-агы, доносчика Повелителя. Шейм был изобретателен. Он следил за всеми своими преданнейшими слугами, конечно, из лучших побуждений, а как же иначе. Алаб-агы докладывали о каждом шаге того человека, за которым следили. Эмет знал, что за ним наблюдают по меньшей мере трое доносчиков. В дом вход им был заказан. Его люди были достаточно преданны ему, чтобы раз в месяц вылавливать особо хитрых алаб-агы, которые потом исчезали бесследно. Он не жалел их. В доносчики шли такие люди, что за деньги могли продать родную мать. Им было не место ни здесь в Ирхане, ни где либо ещё. Но по саду Эмет разрешал им бродить, сохраняя видимость покорности. Он почтительный советник для великого Повелителя всего Ирхана, пока что…

Тропинка вела через заросли ариса. Высокий куст с длинными острыми листьями. Осенью они краснели, словно кровь. Эмет не любил арис, но он дарил такую желанную прохладу в летний полуденный зной, что ради этого стоило потерпеть его в своём саду. Из под ног взлетали разноцветные птицы, на конюшне кричали драксы, требуя еды, где-то ревели харомы. И так изо дня в день. Он уже привык. Почти. Настолько, насколько можно было привыкнуть к чужой стране. И сердце уже не болит. Почти…

Эмет перешёл на другую тропинку и углубился в заросли. И вдруг встал. Он услышал голоса. Алаб-агы здесь не ходили. Своим мерахам с ятаганами он запретил тут появляться. Это только его тропинка, только его одиночество. Кто посмел его нарушить? Эмет прислушался. Голоса были женские и их обладательницы приближались. Он прижался к стволу ариса.

– … Мы с Керой были не разлей вода, нас даже дразнили неразлучницами.

По голосу кажется это говорила одна из его служанок. Она свободно изъяснялась на тарсийском. Она из Тарса? Странно, что за столько лет он не удосужился узнать о ней побольше.

Но другой голос… Почему-то его бросило в жар. Словно палящее солнце проникло сквозь заросли ариса. А может и впрямь проникло? Эмет посмотрел на небо, но за листьями не разглядел привычного светло-синего давящего свода.

Его будущая жена. Было непривычно думать об этой рабыне, как о жене, да он и не желал никогда жениться. Чувства делают человека уязвимым, а без чувств уподобляться ненасытному Повелителю, подбирающему себе в гарем то одну девушку, то другую, как выбирают коня на базаре… Сохрани его Всевышний от этого!

И всё же, машинально отойдя в тень ариса, он всё-таки невольно следил за девушкой, провожая её глазами. Перед глазами появились образы, полузабытые, словно стёртые. Ещё бы. Он больше двадцати лет старался их забыть. Матушка, сражённая ятаганом на пороге и сестра, Дара, такая же красивая, как эта рабыня. Он с трудом вызвал из памяти её имя. Амлон. Словно ветер играет в предгорьях, щекоча побелевший по осени, мох. Дара… Ей было чуть больше шестнадцати. Проклятье! Аим забери этих ирханцев! Эмет сжал зубы и обхватил руками голову. Всегда, когда приходили воспоминания, за ними следовала головная боль. Он отдал этой стране воспоминания. Сыворотка забвения действовала исправно до недавнего времени, он отдал Ирхану даже своё имя, сам забывая порой, как его звали на самом деле, но проклятая страна крови и песка требовала всё больше и больше.

Когда приступ головной боли прошёл, он повернулся. Девушек уже не было на тропинке. Их голоса больше не доносились до него. Эмет развернулся и пошёл обратно, домой. На приветствие мераха Сарима он ответил холодным кивком.

– Почему на задних тропинках нет никого?

– Но господин вы же приказывали… – Сарима трудно было обвинить в неисполнительности, но Эмет холодно ответил:

– Теперь приказываю по другому. Двоих мерахов туда.

– Да, господин, – склонился в жесте покорности Сарим.

Эмет поднялся в свой кабинет, досадуя на себя за эти минуты слабости. Он визирь Повелителя всего Ирхана и иначе быть не может. Он создан быть визирем, и послан Всевышним сюда не зря и он не позволит Повелителю сыграть на его слабостях.

Амлон

Амлон проснулась утром от того, что солнечный луч через отверстие в потолке добрался до её кровати. Ей снился дом и знакомые луга, и она позволила себе помечтать, лёжа с закрытыми глазами, всего несколько минут. Когда в дверь постучали, она вскочила. Глаза почему-то щипало от непрошеных слёз.