Ульяна Соболева - О ком молчит Вереск. Вторая часть + бонус

– Эй!

Окликнула и пошла следом, ускорила шаг в сторону ограды, уводящей к заповеднику. Мне показалось, что туда кто-то пошел быстрым шагом, словно укрываясь от меня.

– Эй! – крикнула еще раз и подошла к старому сараю, где когда-то мы с Сальвой прятали маленького волчонка. – Кто здесь?

Толкнула дверь и увидела, как хлопнуло окно в сарае. Выбежала наружу, чтобы посмотреть, но там никого не оказалось. А сердце бьется сильнее, тревожней, и мне…мне кажется, что в воздухе витает запах лайма, до ломоты в костях знакомый, режущий лезвием по обнажившимся венам. Быстрым шагом к ограде, ко вторым воротам – они приоткрыты, как будто только что кто-то через них вышел. Толкнула обеими руками, пошла следом. Запах преследует, забивается в ноздри, и я хочу заорать от отчаяния. Все быстрее и быстрее, побежала, пока не выскочила к ручью. Застыла, тяжело дыша, наполненная воспоминаниями до краев, как этот бурный водоем. Вот-вот польется через край.

Шаг за шагом к воде, и перед глазами ОН, сжимающий мою талию, мои плечи, жадно впивающийся губами в мои губы. Позади треснула ветка, и я резко обернулась, колыхнулись кусты.

– КТО ЗДЕСЬ?! – крикнула и услышала эхо собственного голоса.

А затем тихий рык, на низкой ноте, и из-за кустов выходит волк. Старый, хромой, словно седой, приземистый, на худых, кривых лапах, со вздыбленной холкой, и я сделала шаг к воде, назад, испуганно прижимая руки к груди. Волк пошел на меня, потом побежал и вдруг прыгнул, толкая передними лапами, облизывая мое лицо, и я его узнала. Божееее! Я его узнала. Смерч! Это он! Мой старенький Смерч. Сколько лет прошло.

– Смерч…хороший мальчик. О Боже! Как? Как ты узнал меня? Ты еще жив? Мой старичоооок. Как же я рада тебя видеть!

Трепала его за ушами, тискала за жилистую, старческую шею, прижалась к ней лицом, и в ту же секунду сердце ухнуло в крутую, черную пропасть. Запах лайма. Такой отчетливый, едкий от жесткой шерсти волка. Как будто…как будто его обнимал кто-то еще до меня. Вскочила на ноги, оглядываясь по сторонам, не обращая внимание на радостное повизгивание волка, сжимая руки в кулаки, чувствуя, как от напряжения болит каждый нерв.

Но вокруг меня тишина, вокруг деревья и прошлое. Оно кружится картинками в воздухе, смехом, музыкой, и я близка к истерике, мне кажется, я схожу с ума.

– Мама! Вот ты где! Мама! Не двигайся! Мамааааа!

Чезаре увидел волка, и его глаза широко распахнулись от ужаса, рядом появился Марко и тут же выхватил пистолет, а Смерч пригнулся, закрывая меня от них, оскалился и утробно зарычал.

– Нет! Нет, не стреляй. Это…это Смерч! Слышишь? Ты помнишь его?… он хороший. Он меня не тронет. Марко! Нет!

Но Марко меня словно не слышал, он дернул затвором и прицелился. Волк прыгнул, и Марко бы выстрелил, если бы Чезаре не схватил его за руку и не направил ее в другую сторону. Пуля просвистела где-то в кроне деревьев, волк убежал, а я, вся дрожащая, смотрела, как мой сын отшвырнул руку отца, а потом бросился ко мне и крепко обнял, прижимая к себе.

– Ты что, пап! Ты напугал маму!

– Это дикое животное. Кто знает, на что оно способно! – проворчал Марко, пряча пистолет, и я видела по его глазам – он узнал Смерча, но предпочел сделать вид, что это не так. – За нами приехала машина. Мне нужно срочно выезжать. У меня до вечера есть дела. Китайцы перекрыли мне кислород в Риме и Венеции.

Я буду ждать тебя всегда

Назло всему и бесконечно

Не завтра, не вчера, а вечно

Где никогда не видно дна

Нет никакой исходной точки

Из ниоткуда в никуда

Без права доступа, фатально

Как апокалипсис… глобально

Отбиты наши имена…

И я всегда найду тебя

В еще одной твоей вселенной

Или дождусь я, непременно

Когда отыщешь ты меня…

(с) Ульяна Соболева

Обратно домой мы ехали в полной тишине. Сын сжимал мои пальцы, а Марко говорил по сотовому. Показушная идиллия. Видимость семьи и мира, игра при посторонних в счастливую пару, сон в разных спальнях, но входим всегда в одну, чтобы слуги не судачили. За пятнадцать лет я не позволила даже прикоснуться к себе. Пятнадцать лет отвечала «нет» на предложения о венчании.

Нет, это не был страх предать того, кто давно меня предал, я не хранила верность подлецу и убийце. Я просто не могла. Мысль о другом мужчине вызывала у меня тошноту. Чужой запах, чужое тело, чужие руки. Я была создана только для одних. Возможно, со мной что-то не так, и я психически нездорова, но мое тело омертвело и отзывалось лишь на грязные сны и ненавистные фантазии о проклятом Пауке. Я не могла быть с Марко из жалости или в виде подачки, а изменять ему с кем-то было бы ниже моего достоинства.