Делла Сванхольм - Танец любви в Женеве

– Я бы посоветовал вам еще раз все очень тщательно взвесить и сделать свой осознанный выбор. – Рошамбо без улыбки смотрел на нее. – А мы будем счастливы законно оформить любую вашу волю.

– То есть вы считаете, что мне в любом случае не следует отдавать ничего алчным и совершенно не уважающим меня родственникам? – сверкнули недобрым светом маленькие глазки женщины. – Ни внуку, ни внучке… никому из них?

– Мадам Шарпантье… – Мэтр Рошамбо развел руками. – Я не смею… не смею ничего вам советовать. Вы и так прекрасно все знаете сами.

– Значит, вы со мной согласны! – Старушка потрясла перед его носом своим миниатюрным кулачком. – О да, милый Дидье, мои родственники – это настоящие исчадия ада, не заслуживающие ничего! Только и ждут, когда я помру, и поскорее, чтобы им досталось как можно больше. Но я считаю, что лучше отдать все деньги бездомным кошкам, чем этим бесчувственным мерзавцам. Представляете, я даже выбрасываю в мусор все те роскошные букеты цветов, которые они каждый год посылают мне в день рождения. Я прекрасно знаю, для чего они дарят мне цветы – чтобы потом иметь возможность утверждать, будто бы они обо мне постоянно заботились и у нас с ними были близкие отношения. – Она взмахнула рукой. – Но у меня с ними не будет ровным счетом никаких отношений – и в первую очередь, финансовых.

– Я поражаюсь вашей мудрости, мадам, – с серьезным видом заметил мэтр Рошамбо.

– Вот именно. – Женщина задумалась. – И все-таки «Общество попечения за могилами христианских миссионеров на островах Полинезии» кажется мне более достойным кандидатом для получения моих богатств, нежели кошки. Я чувствую, что это общество как-то ближе к Богу, нежели эти бессловесные твари. А это для меня более актуально.

– Уверен, что это именно так, мадам, – кивнул Рошамбо.

– Решено! – воскликнула женщина, и страусовые перья на ее шляпе неистово затряслись. – Я так и сделаю прямо сейчас. Оформлю свою волю. Вы поможете мне?

– Ну разумеется, мадам, – почтительно наклонил голову мэтр Рошамбо.

– Отлично! – Дряблая щека женщины подергивалась. – Я все отдам «Обществу попечения за могилами христианских миссионеров на островах Полинезии».

– Это очень взвешенное решение, мадам.

– Готовьте бумаги! – Она взмахнула рукой, сделав жест, который ей самой, видимо, казался величественным. И добавила, наклонившись к нотариусу. – В случае чего, я всегда смогу изменить свою последнюю волю, не так ли?

– Вы можете менять завещание столько раз, сколько вам угодно, мадам, – торжественно кивнул мэтр Рошамбо.

– Отлично! А пока готовьте бумаги о том, что все мое имущество передается Обществу. – Она достала плоский футляр красной крокодиловой кожи с золотой застежкой, куда были вложены ее документы – удостоверение личности с фотографией, банковская и страховая карточки.

Рошамбо тут же передал эти документы Андре и прошипел:

– Сделай копии. Немедленно!

Пока Андре Тассиньи делал копии, мэтр Рошамбо занимался с дамой. Вместе с ней они сверяли список ее имущества. Сварливый голос старой женщины, казалось, заполнял при этом каждый кубический сантиметр помещения. «Ну и мегера! – подумал Тассиньи. – Интересно, почему она решила так наказать своих родственников? Или они и в самом деле такие монстры?»

Разговаривая с Клодин Шарпантье, мэтр Рошамбо то и дело отдавал отрывистые распоряжения Андре – сделай то, принеси это, проверь вот эту вещь… Тассиньи носился, как одержимый. Наконец, беседа была закончена.

– Так вы сможете правильно оформить мою волю? – спросила мадам Шарпантье, блестя глазами.

– О да, мадам. – Мэтр Рошамбо выпрямился. – Заходите завтра в то же время. Все бумаги будут готовы.

– Прекрасно! – чирикнула она. – Ждите меня завтра! – И, пытаясь кокетливо покачивать иссохшими бедрами, она вышла из помещения.

Мэтр Рошамбо встал из-за стола и подошел к книжному шкафу. Достав оттуда тяжелый том Сборника гражданского законодательства, обшитый в красную сафьяновую кожу, он почему-то подошел с ним не к своему столу, а к окну.

– Интересная женщина, эта мадам Шарпантье, – проговорил он, уставившись в окно. – Знаешь, кем она работала?

– Нет, патрон. Я впервые увидел ее сегодня, – пробормотал Андре Тассиньи.

Рошамбо повернулся и посмотрел ему в глаза:

– Она всю жизнь была проституткой, а потом бандершей в Лионе. А до этого, в молодости, работала проституткой на пароходах французских морских линий в Полинезии и Тихом океане. Отсюда у нее, возможно, такая сентиментальная любовь к этим местам. Вернувшись же во Францию с капиталом, который она сколотила, продавая собственное тело, она сначала продолжила заниматься тем же самым, а затем огляделась по сторона, прикинула свои возможности и стала торговать уже другими девушками. И торговала ими довольно-таки жестко. Девушки – а ты можешь представить себе, какие они в принципе закаленные – постоянно жаловались на нее. Но ей всякий раз удавалось выходить сухой из воды. Мадам Шарпантье умела находить правильный подход к офицерам полиции! – Он помолчал. – У нее была единственная дочь, которая умерла в этом году от рака. У этой дочери остались дети – ее внук и внучка. Они оба прекрасные врачи. Один работает на острове Мадагаскар, помогая в обустройстве местных больниц, а внучка мадам Шарпантье трудится в детской больнице в Дижоне. До этого она тоже проработала несколько лет в Африке.