Николай Шахмагонов - Неподвижно лишь солнце любви

– Конечно, нет, – отозвался Теремрин, прервав свой монолог. – Мне будет приятно послушать.

И она стала читать, хоть и негромко, но ярко, с выражением:

Как только разжались объятья,

Девчонка вскочила с травы,

Смущённо поправила платье

И стала под сенью листвы.

Чуть брезжил утренний свет,

Девчонка губу закусила.

Потом еле слышно спросила:

«Ты муж мне теперь или нет?»

Весь лес в напряжении ждал,

Застыли ромашки и мяты,

Но парень в ответ промолчал,

И только вздыхал виновато.

Видать не поверил сейчас

Он чистым лучам её глаз.

Ну, чем ей, наивной, помочь

В такую вот горькую ночь?

Эх, знать бы ей, чуять душой,

Что в гордости, может, и сила,

Что строгость ещё ни одной

Девчонке не повредила.

И, может, всё вышло не так бы,

Случись эта ночь после свадьбы!

– Чьё это стихотворение? – с нарочитым интересом и некоторой нервозностью спросил Теремрин, пытаясь, однако, скрыть, что не мог не понять, почему Ирина прочла его.

– Автор Морозов, – пояснила Ирина. – Стихотворение называется «Ночь».

– Морозов, Морозов, – повторил Теремрин. – Нет, не слышал о таком.

– Мама мне журнал на стол положила, – пояснила Ирина. – Перед самым отъездом положила. Там было это стихотворение.

– Да, много сейчас появилось хороших поэтов, – сказал Теремрин, стремясь уйти от темы стихотворения и перевести весь разговор на поэзию в целом. – У меня вот ещё с училища хранится целая тетрадка со стихами. Не со своими, а именно с теми, что когда-то очень взволновали. Потом и сам стал писать. Это уже на выпускном курсе. Кстати, стихи-то и привели меня, в конце концов, к прозе.

Они прогулялись по берёзовой аллее, затем обошли примыкающие к ней аллейки, уже более узкие. Потом направились по дороге, огибающей жилые корпуса. Вдруг, совершенно отчетливо и ясно донеслась танцевальная музыка.

– Откуда это? – с интересом спросила Ирина.

– Из зала танцевального, – пояснил Теремрин. – Танцы там сейчас в разгаре.

– Хорошая музыка, – сказала Ирина. – Как в Пятигорске.

Теремрин с удивлением посмотрел на неё. В Пятигорске Ирина обычно избегала танцев, и ему никак не удавалось вытащить её хотя бы на один вечер. Он решил, что Ирина просто не любит танцевать, потому что не знал истиной причины. Ирине же неловко было идти с Теремриным в тот зал, где танцевало столько людей, видевших её с Синеусовым, неловко было танцевать с ним там, где она танцевала с другим. Теперь же ей очень захотелось потанцевать с Теремриным. На самом деле она любила танцы.

– Хочешь? – спросил Теремрин, кивнув на огромные окна, из которых лилась музыка.

– Очень хочу.

–Тогда идём, а то ведь мы с тобой так ни разу и не танцевали.

Ирина решила, наконец, что пора выбросить из головы всякие мысли о том, что будет дальше. Пусть будет то, что будет. В конце концов, лето ещё не окончилось, и надо было отдыхать перед трудовым годом, не терзая себя переживаниями. Они вошли в танцевальный зал, когда только что объявили дамский танец, и ансамбль заиграл вальс.

– Значит, приглашают дамы, – с лёгкой игривостью сказала Ирина. – А вот сейчас возьму, да кого-нибудь приглашу.

– Пожалуйста, – поддержал шутку Теремрин. – Только тогда у меня есть одна просьба.

– Какая же? – поинтересовалась Ирина.

– Давай подойдём вон к той колонне.

– Зачем?

– Там постою. На меня одна особа посматривает. Видишь? Может, пригласит, чтоб не тосковать мне в гордом одиночестве, пока ты танцуешь.

– Ну, уж нет, – весело возразила Ирина. – Ты теперь только мой! – И, внимательно посмотрев ему в глаза, положила на плечо свою руку, заявив: – Я приглашаю вас!

Они сделали круг, и Теремрин вдруг начал неспешно декламировать:

Вечереет. Прохладою дышит река,

В её водах закат догорает,

И лежит на плече моём ваша рука,

Белый вальс, словно волны, качает.

– А это чьё стихотворение? – поинтересовалась Ирина, воспользовавшись небольшой паузой. – Кто автор?

– Никто. То есть, конечно, автор есть, и он перед вами.

– Тогда слушаю. Что дальше?

– Ещё не сочинил. Подожди, – сказал Теремрин. – Вот, пожалуй, так:

Белый вальс нас кружит, белый вальс ворожит,

И над нами аккорды витают,

А мне новую хочется песню сложить,

Вам с восторгом её посвящаю.

В этой песне скажу я о чувстве своём

И о том, что давно я ваш пленник,

В том, что в сердце навеки вошли вы моё,

Признаюсь я без всяких сомнений.

– Это ты сочинил сейчас?! – удивлённо воскликнула Ирина. – Как это возможно? Нет, ты, наверное, шутишь. Признайся. Ты это написал раньше. Кому, если не секрет?