Дело было под новый год. В ночь снега выпало по колено. Вера с ребятами гуляла во дворе, лепили огромного снеговика. Розовощёкая ребятня, навалившись по двое и утирая носы, катали большие комы снега. У кого-то вязаная шапочка съехала на макушку, а мокрая чёлка выбилась из-под неё, у кого-то шарф развязался и болтался, постоянно мешая, но дети не обращали внимания на мелочи, они усердно и скоро ровняли комы в шары и водружали их друг на друга.
Все соседские дети были младше Веры, ей же буквально неделю назад стукнуло десять. Из-за этого Вера не только вела себя, как лидер в их команде, но и чувствовала ответственность за каждого малолетнего друга. Когда снеговик был слеплен и, сверкая на солнце, стоял, улыбался редкозубой улыбкой из камушков, а его морковка, чуть вздёрнутая кверху, походила на настоящий длинный нос Буратино, во дворе появились чужаки. Неизвестно с какого двора они забрели в этот тихий, до ужаса приличный и интеллигентный двор, но эти ребята отличались от вежливых и воспитанных здешних ребят. Они сходу стали задирать мальчишек, грозясь сломать красавца-снеговика. Все девочки убежали по домам, а Вера, ощущая на себе груз ответственности, горячо вступилась за мальцов. Слово за слово – началась драка. Вере досталось: ей в кровь разбили верхнюю губу и посадили большой синяк на левую скулу. И не известно, как бы она ещё пострадала, но кто-то из взрослых, выглянув в окно, пригрозил милицией, чем и спугнул пришельцев-драчунов.
Придя домой, Вера соврала, что поскользнулась на горке. Отец, знающий всю правду и расклад, произошедший во дворе, попросил Веру зайти к нему в кабинет. Он долго молча смотрел на Веру, после подошёл к окну, открыл форточку, закурил и внимательно посмотрел во двор:
– Когда тебе кажется, что ты одна можешь разрешить конфликт, но при этом силы твои явно уступают, применяй не кулаки, а слова, – отец продолжал смотреть в окно. Помолчал, вернулся к столу, затушил сигарету в хрустальной пепельнице и с достоинством уселся в кресло.
Вера стояла у двери, не смея поднять на отца глаза. Он, уловив кротко брошенный исподлобья дочерин взгляд, жестом поманил её. Вера приблизилась, но на стул не села, оставшись стоять. Отец тихо хмыкнул и продолжил:
– Правильное слово, слово резкое, хлёсткое, как удар, способно не только сломить человека, но и уничтожить его. И это не значит, что ты должна браниться, как сапожник.
Вера вздохнула и страдальчески произнесла:
– Я ни с кем не дралась. Я упала.
– Садись, Верочка, – отец обратился к дочери с такой лаской, что она быстро посмотрела на него и осторожно присела на ближайший стул. – Разве я спросил тебя, каким чудом у тебя появились эти ссадины? Нет.
Он был спокоен. На мгновение Вере показалось, что чему-то даже очень рад.
– Не хочешь сказать мне – не говори, но ты должна понимать, что если по каким-то своим причинам ты не расскажешь, кто тебя избил и за что, то этот кто-то безнаказанно пойдёт и продолжит бесчинствовать в других дворах. В таком случае, дочь, ты должна понимать, что своим укрывательством ты поощряешь действия хулиганов.
Вера с испугом смотрела на отца, и лишь две крупные слезы катились по её припухшему лицу:
– Я не хочу, чтобы ты ругал меня за драку! – выкрикнула Вера. – Это несправедливо! Если я не мальчишка, то не могу врезать, как следует? Они пришли и стали обзываться, хотели сломать нашего Федьку, снеговика. Мы весь день его лепили!
Отец смотрел на Веру по-доброму и улыбался в усы. Глаза его, влажные и блестящие смеялись, а вокруг было множество лучиков–морщинок. Вера разревелась, уткнувшись в свои грязные ладони. Алексей Николаевич поднялся, подошёл к девочке и крепко обнял:
– Была бы ты мальчишкой, я сказал бы тебе точно так же. Так что это совсем неважно для меня, – Вера обняла широкую шею отца, слёзы понемногу стали высыхать, а разбитые губы расползаться в слабой улыбке. – Ты молодец! Я горжусь тобой! Но врать очень плохо. Поняла?
Размазав слёзы грязными ладошками, от которых на щеках остались разводы, Вера громко шмыгнула носом и кивнула.
– Ну и отлично. Пойди, умойся и переоденься. Я кое-куда тебя отведу.
В тот же день Алексей Николаевич отвёл Веру в секцию по самбо.
И если к спорту Вера относилась как к чему-то посредственному и обыденному, но не ленясь и требовательно, то в музыке она жила, порой на некоторое время отгораживаясь от реального мира.
В порыве Вера взяла высокую ноту, прикрыв от удовольствия глаза, и испуганно дёрнулась – кто-то сорвал с неё наушники. С криком, чуть не упав со стула, Вера обернулась. Сзади стояла мать. Её красивое, моложавое лицо в возмущении исказилось. С раздражением она выкрикнула:
Читать дальше