Морвейн Ветер - Танго алого мотылька. Том 3

Хотелось броситься к ней, обнять и расцеловать, но сделав мельчайший шаг вперёд Рей тут же чувствовал невидимую стену, разделившую комнату пополам.

– Йонас кое-что узнал, – сказал Рей.

– Я слушаю, – Кирстин замерла напротив него.

– Покушение в аэропорту скорее всего организовал племянник главы мексиканского наркокартеля, Диего Коррес. Сам он руководит одним из отделений картеля. Этот человек… – Рей прокашлялся, – этот человек, – продолжил он, – хотел тебя купить. Я думаю, его ставка была одной из двух самых больших.

Губы Кирстин дрогнули.

– Из двух? – спокойно переспросила она. – А чья ещё?

– Хусейн бин Заид. Хочешь спрятаться от меня у него?

– Не угрожай мне, Рей, – Кирстин стиснула кулаки, – если бы не ты, меня не хотел бы купить вообще никто.

Рей дёрнулся, но промолчал.

– Мне, наверное, нечем хвалиться, Кирстин, – после долгой паузы сказал он, – я действительно не сделал для тебя ничего, чтобы твоя жизнь стала лучше, чем была. Но я уже столько раз пожалел о том, что сделал, что мне кажется, ты могла бы проявить ко мне милосердие.

– Ну почему же ничего, – Кирстин плавно, как ласка, приблизилась к нему и заглянула в глаза, – ты подарил мне столько красивых вещей… Скажи, Рей, сколько девушек тебе пришлось продать, чтобы у нас с тобой было это всё?

– Кирстин! – рявкнул Рей. Не сдержавшись, схватил Кирстин за плечи и встряхнул.

– Я никогда не пойму этого, Рей, – выплюнула Кирстин ему в лицо.

– Ты тоже не святая!

– Нет. Но есть разумная мера вреда, который стоит того, чтобы его причинять. Можно ударить, когда хотят ударить тебя. Но нельзя продать человека в рабство просто потому, что захотел подарить любовнице серебряный браслет!

Рей с трудом удержался, чтобы не ударить её, а Кирстин развернулась и решительно двинулась прочь.

Рей остался в одиночестве, бессильно сжимая кулаки. Никогда ещё он не чувствовал себя таким беспомощным, как сейчас. Никому он не простил бы таких слов. Ни от кого не стал бы терпеть столь многого. Но Кирстин давно перестала быть частью мира, окружавшего его, и стала частью его самого. И теперь Рей мог лишь бессильно смотреть, как та уходит. Он знал немало способов убедить людей в своей правоте. Но не знал ни единого способа убедить себя самого.

5 октября

– Помните, вы как-то сказали мне, что не остановили бы меня, если бы я захотела сбежать?

Охранник медленно кивнул. Теперь Кирстин знала его имя – Кристер Блум.

Кирстин отвернулась и прошлась по скверу туда-сюда. Здесь, в Милане, всё так же накрапывал дождь. Когда Кирстин представляла себе Италию до этой поездки, этот край всегда казался ей солнечной страной, а теперь ей даже некого было спросить, бывает ли так всегда. Кирстин ни с кем не общалась в студии Гравы, даже с самим наставником предпочитала говорить только о камне.

Хотя работы её неизменно притягивали к себе взгляды, и если бы она оглянулась – то увидела бы, что не одна пара глаз обращена на её труд. В начале октября Кирстин даже получила первый, неловкий заказ: одна из девушек, занимавшаяся в студии по средам, как и она, просила её сделать каменный цветок, похожий на тот, что Кирстин вырезала в первые дни.

– Только не такой страшный, – просила она, – пусть в нём будет чуть больше нежности и чуть меньше тоски.

Кирстин кивнула. Вернувшись домой в тот же день она долго бессильно смотрела на срез камня. Мысли о нежности причиняли куда большую боль, чем тоска, к которой она уже привыкла. Они заставляли думать о том, чего Кирстин навсегда лишилась. И всё же, закрыв глаза и сделав над собой усилие, она взялась за цветок.

Кирстин не считала себя особенно общительной и до тех пор, пока всё это не началось, а теперь ей вовсе не хотелось кому-либо открываться. Она не боялась, скорее наоборот. При взгляде на любого, кто пытался проникнуть к ней в сердце, разум создавал холодную и простую модель, в которой этот человек был одним из тех, кого подослал Рей.

Кирстин сама удивлялась себе. Боль и страх, которые терзали её весь прошедший год, прошли. Лопнули как мыльный пузырь. Теперь разум был кристально чист – и в то же время она не верила никому, в каждом за милю отыскивая подвох.

Тянущее чувство одиночества терзало её, но стоило кому-то приблизиться на расстояние пары шагов, как сам собой включался защитный механизм. Вежливая и равнодушная маска нарастала на лицо. Кирстин не желала никого впускать в этот невидимый круг.