Татьяна Полякова - Сжигая за собой мосты

В этот момент зазвонил мой телефон, и это привело нас в чувство, меня-то уж точно. Звонил Дмитрий Сергеевич.

– Жанна Александровна, где вы?

– В лавке антиквара. Он умер.

На этот раз я ничуть не сомневалась – Дмитрий Сергеевич не только тяжко вздохнул, но еще и выругался сквозь зубы.

Через два дня я сидела в номере гостиницы и пыталась свести воедино весьма разрозненные факты. Факт первый: мой отец погиб. Был убит неизвестным, который, скорее всего, следил за ним. Еще только обнаружив тело отца и ожидая полицию, я позвонила его жене и сообщила о случившемся. В первый момент толку от нее было мало, то есть его не было вовсе. Муза охала, ахала и отказывалась верить в то, что произошло. Я бы, наверное, вела себя точно так же. Ночью Муза позвонила мне, и мы долго обсуждали с ней случившееся. Теперь она была гораздо спокойнее и силилась понять, кто и за что убил ее мужа. Если верить ей, не существовало человека, который мог бы желать ему смерти. По крайней мере никто из тех, кого она знала или о ком просто слышала, на ум не приходил. Факт второй: вслед за отцом погиб старик-итальянец, с которым отец встречался незадолго до своей смерти. То, что антиквара убили, – неоспоримый факт. Вскрытие показало, что он был задушен, скорее всего, одной из разноцветных подушек, которые в большом количестве были разбросаны в лавке. Наверное, принимая во внимание возраст старика, убийцы рассчитывали на то, что его смерть будет выглядеть естественно и ее никак не свяжут с другой смертью.

Допустим, отца убили из-за конверта, точнее, из-за того, что в нем содержалось. Речь идет о каких-то сведениях, о человеке по имени Макс фон Ланц. Причем папа особо подчеркнул, что он наш враг, не только его, но и мой тоже. Вот тут, собственно, и крылась самая большая загадка. Отец утверждал, что фон Ланц к его бизнесу никакого отношения не имеет, и даже намекнул на некую семейную тайну, связанную с моей бабкой.

Я нервно прошлась по комнате, грызя карандаш и не замечая этого. Крайне неприятная мысль посетила меня, и теперь мне стало весьма неуютно. Я даже подошла к двери и проверила, заперта ли она. Зачем было убивать антиквара? Допустим, он передал папе нечто очень важное, некую информацию. Убийца взял конверт, не желая, чтобы содержащиеся в нем бумаги оказались в полиции, или эти самые бумаги как раз ему и были нужны, и именно по этой причине он убил отца. Допустим. Допустим даже, что он сначала явился к старику за конвертом, убил его, а потом начал охоту за моим отцом. Хотя был и другой вариант, который нравился мне гораздо меньше. Все дело в бумагах, а отец и старик погибли, потому что знали их содержание. В этом случае убийце следует избавиться и от меня, ведь у него нет гарантий, что отец не посвятил меня в суть проблемы, то есть, говоря проще, на очереди еще один труп, на этот раз мой.

Именно от этой мысли я и принялась ерзать, а потом носиться по номеру кругами. Я плюхнулась в кресло и с досадой подумала, что отцу следовало хоть что-то объяснить мне, потому что если меня сегодня зарежут, то совершенно напрасно, никакими сведениями, ценными или не очень, я не располагаю.

О Максе фон Ланце в полиции я, конечно, рассказала. Но мои слова их впечатлили мало. Если честно, они и меня совсем не впечатлили. Ну что такого, в самом деле: у отца были некие предчувствия в отношении фон Ланца, после получения конверта они подтвердились. Он назвал его врагом. Враг необязательно убийца. Разумеется, полицейские проверили, не остановился ли в какой-нибудь венецианской гостинице человек с такой фамилией. Не остановился. Хотя ничто не мешало ему сделать это под другой фамилией. Кроме имени, ничего я им сообщить не могла, оттого особо и не рассчитывала, что от этого будет толк. Наверное, они разошлют запросы и в конце концов обнаружат какого-нибудь Макса фон Ланца, возможно, даже не одного. Если вдруг выяснится, что он был в день гибели отца в Венеции или по крайней мере неподалеку, это все-таки зацепка, но, зная расторопность итальянцев, я не сомневалась: на поиски уйдет очень много времени, а если фон Ланц действительно причастен к убийству папы, то обо мне он уже знает, а вот я о нем ничего…

Я вновь поежилась и попыталась вспомнить интонацию папы, когда он говорил о нашем враге. Отец не производил впечатление человека, который кого-то опасается. По крайней мере, если бы он думал, что мне угрожает серьезная опасность, то вел бы себя по-другому. Нет, ни за меня, ни за себя он не боялся. Хотя что-то его, безусловно, тревожило. Или тяготило. Возможно, это мое убеждение не более чем иллюзия, ведь я знаю, чем закончилась наша встреча в Венеции, но в тот день, когда это произошло, ничто меня в его поведении не насторожило. Он выглядел как обычно, говорил как всегда… все как обычно, за исключением посещения старика и упоминания о фон Ланце. Это, конечно, выходило за рамки обычного.