Алиса Клевер: Нежные языки пламени. Лотос

– Напал? На меня? Зачем? – Мама хлопала глазами, а я жалела, что завела этот разговор. Мама только пришла в себя, а я волную ее. Знаю же, что людям с сахарным диабетом нельзя волноваться, и вот – хорошая же я дочь! – мучаю ее вопросами.

– Просто скажи, что ничего необычного не было, и я успокоюсь. Ведь… у тебя же никогда не было таких серьезных приступов.

– Все когда-то случается в первый раз, – резонно заметила мама. – Дай мне зеркало. И косметичку. Ты можешь включить свет настольной лампы? – Я механически выполняла все ее просьбы (читай приказы). – Отвечая на твой дурацкий вопрос, нет, Даша, я никаких женщин не помню. И мужчин особо тоже. В Авиньоне было ужасно скучно, и я хотела оттуда уехать.

– Женщина в парандже. Вернее, в никабе.

– Что такое никаб? – спросила мама, внимательнейшим образом разглядывая себя в маленьком зеркальце. Ей не нравилось то, что она видела.

– Это такой платок, который закрывает все, кроме глаз.

– То ест паранджа?

– Нет, никаб. Паранджа оставляет часть лица открытой, впрочем, многие путают.

– А когда ты стала таким экспертом, Дарья? Ты ничего не хочешь объяснить? Почему я должна была видеть женщину в парандже? Или ты имеешь в виду, что у меня снова могли возникнуть галлюцинации, как с Сережей. Постой? Сережа? Его нашли? Он живой или все же мертвый?

Последний вопрос заставил меня замолчать и побледнеть. Я молчала так долго, что мама нахмурилась, отложила косметичку и строго посмотрела на меня.

– Скажи мне, Даша, этот твой граф, за которого ты выходишь замуж – это не тот мужчина, с которым ты… развлекалась в самом начале нашей поездки? Я имею в виду тот тип развлечений, после которых на руках остаются следы. Мне кажется, ты понимаешь, о чем я говорю.

– Мама, этот мужчина… О, господи, как же непросто! – пробормотала я. – Ну а что, если это даже и он?

– Значит, все серьезно! – Воскликнула она. – Ты не понимаешь, подобные игры не доводят до добра. С такими мужчинами нельзя строить будущее, только очень короткий отрезок настоящего. Я понимаю, эти вещи могут затрагивать душу очень сильно, но это опасно, это… это….

– Мама, я очень тебя люблю, но не надо говорить про мое будущее. Ты была замужем четыре раза, а сколько раз ты строила будущее, так сказать, без официального разрешения? И с кем? Кто из моих так называемых отчимов подходил под твои стандарты?

– Дарья, как ты можешь так говорить! Я просто хочу, чтобы ты была счастлива. С мужчиной, которому нравятся… опасные игры, ты счастлива не будешь, как ты не понимаешь! Это – как наркотик. Что станется, если ты отберешь его у него, у себя? Он уйдет от тебя в тот же день! – Мама говорила прерывисто, задыхаясь, и я испугалась, потому что ее слова были пропитаны тем, чего я не ожидала – личным опытом. И она была права, да, мама была права. Я с самого начала ждала от Андре только беды. Кто сказал, что замужество – не часть этого бедствия, моего личного кораблекрушения? Я вдруг вспомнила тот взгляд, который бросил на меня Андре сегодня утром. Обещание расплаты. Может быть, этот Андре настоящий, а не тот, что заботливо настраивает для меня кофейную машину только потому, что я люблю выпить чашечку кофе с утра?

– Ты прости, мам, прости, – я бросилась к ней, обняла ее. – Я не знаю, что мне делать, это выше меня. Иногда мне кажется, что я нахожусь под действием чар. Я тоже надеялась, правда, с самого первого дня надеялась, что это пройдет, что это – просто наваждение. Но оно не проходит, мам, оно становится только глубже. И я знаю, что да – о да, он может быть опасен, что он как минимум может разрушить меня изнутри, но что мне делать? Он не покидает меня, он словно уже стал частью меня. Даже сейчас я сижу тут с тобой, но уже скучаю по нему. Я поругалась с ним утром и боюсь, что он уйдет от меня. Это самое страшное, понимаешь? Я никогда не боялась, что Сережа от меня уйдет. В какой-то степени, я даже надеялась на это, но тут другое. Для меня каждый час, добровольно проведенный без него – это как час борьбы с самой собой. Ты, наверное, права, это словно наркотик, и я просто не смогу его бросить, даже если бы захотела. Но я не хочу. Дело в том, что я не хочу. Такое вот мое счастье.

– Он приехал с тобой в Москву? – спросила мама после долгой паузы. – Ты познакомишь меня с ним, раз уж все настолько серьезно? Граф, господи. Бедная моя девочка. Наверное, он старый, седой и пресыщенный, да? Эдакий Калиостро? Помнишь, его еще играл Нодар Мгалоблишвили, такой импозантный мужчина с очень грустными глазами. Впрочем, откуда тебе помнить, ты тогда, по-моему, еще даже не родилась. Господи, какая я уже старая.