Мария Воронова - Пропущенный вызов

«Вот так оно и бывает, – грустно подумала Лиза, доставая из буфета пузатые рюмки, потому что Макс, вернувшись с очередной халтуры и увидев дорогого гостя, без лишних слов развернулся и побежал за коньяком, – сейчас даже такие порядочные люди, как Колдунов, не верят, что правоохранительные органы стремятся к справедливости. Кто-то сам попал под раздачу, кто-то видел, как неправедный суд сломал человеку жизнь, кому-то отказали упыри вроде Зиганшина, поэтому граждане не спешат нам помогать и считают содействие полиции в чем-то даже позорным делом».

Заглушив двигатель, Зиганшин хотел выйти из машины, но увидел возле дверей в отдел Оксану Карпенко и остался сидеть в салоне. Он виноват, что в состоянии аффекта едва не пристрелил ее сына, поэтому при прошлой встрече нашел для женщины какие-то ободряющие слова, но слова – это одно, а чувства – совсем другое.

Умом понимаешь, что парень болен и не владел собой, когда сделал такое с Наташей, но при виде Оксаны душу залила едкая тоска. Почему она не следила за ребенком? Почему не послушалась неизвестного, который сказал, что ее сын болен?

Оксана стояла чуть в стороне от двери, и по сосредоточенному взгляду было ясно, она кого-то ждет. Пережитое несчастье никак не отразилось на ее внешности, Карпенко была одета чрезвычайно аккуратно и со вкусом, и это обстоятельство разозлило Мстислава Юрьевича особенно сильно.

Душа вскипела таким бешенством, что Зиганшин решил объехать отдел и зайти с пожарного хода, он по-настоящему испугался, что не выдержит встречи с матерью Олега Карпенко, оскорбит ее или надает пощечин.

«Если бы ты, сука, отвела ребенка к психиатру, Наташа осталась бы жива! – прошипел он. – Не могла ты не видеть, что у него проблемы с головой, ты же мать, и если не врубалась мозгами, то сердцем чувствовала – с твоим сыном что-то не так. Но ты начиталась в Интернете идиотских рассказов, как абсолютно здоровых людей ставят на учет в ПНД, и потом им не получить разрешение на управление автомобилем и ношение оружия. А это так важно, чтобы твой сын имел автомобиль и оружие, гораздо важнее безопасности других людей и его собственной. Главное, чтобы он пользовался всеми правами, потому что у нас свободная страна свободных людей, и твой сын никого не хуже! А что он может устроить страшное ДТП или перестрелять людей, так это проблемы людей, которые оказались на его пути. А сам сын, конечно, бессмертный, он не погибнет в ДТП и ни за что не разнесет из своего оружия собственную башку!»

Зиганшин хотел повернуть ключ зажигания, но заметив, как от ярости трясутся руки, передумал. Не хватало ему самому сейчас кого-нибудь задавить.

Оксана, видно, обладала острым зрением, потому что разглядела его в кабине «Лендровера» и подошла.

Мстислав Юрьевич больно ущипнул себя за ногу.

– Простите, вам, наверное, неприятно меня видеть, – сказала она тихо, – но нужно кое-что сообщить. Я хотела к Елизавете Алексеевне, но дежурный сказал, она на выезде, а вдруг это срочно…

– Говорите, – буркнул Зиганшин, выходя из машины.

– Мне вчера вечером снова позвонил тот мужчина.

– Так, и…

– И спросил, обдумала ли я его слова насчет состояния Олега. Получается, он ничего не знал!

Мстислав Юрьевич почувствовал, как начинает кружиться голова от чувства абсурдности происходящего. Надо было Лизе отъехать именно теперь, когда у него пальцы сводит от ненависти к этой бабе, а может быть, просто от злости, что Наташи больше нет.

– Пойдемте, – буркнул он и, запустив Оксану в свой кабинет, быстро вышел в уборную. Умыл лицо холодной водой, напился прямо из-под крана, потом не удержался и все-таки саданул кулаком в деревянную переборку.

«Если бы я сейчас мог заплакать, – подумал он, глядя в зеркало, – я бы принял это как милость божью и наплевал на то, что меня все увидят. Но я давно разучился».

Выпив еще воды, он вернулся. Оксана скромно сидела на стуле, и Мстислав Юрьевич напомнил себе, что она пришла сама, с желанием помочь, поэтому он должен держаться изо всех сил и быть с ней любезным.

– Вам показалось, что он действительно не знал?

Зиганшину трудно было в это поверить. Сам он первые дни после гибели сестры провел в каком-то тумане, единственное, на что его хватило – это отвезти племянников матери, и теперь он со стыдом вспоминал, что возложил на нее обязанность сообщить детям о постигшей их утрате, сам смалодушничал, не смог.

Тогда он утратил контроль и над собой, и над ситуацией, пока мать не привела его в чувство и не заставила заниматься похоронами.