Степан Сказин - Моя тюрчанка

– Фиктивно, да?.. – переспросила Ширин. – А скажи: я разве тебе нисколечко не нравлюсь?..

– Очень нравишься!.. – от души признался я.

Ширин не сказала больше ничего. Впервые – хоть и совсем слабенько – она мне улыбнулась. Сплела руки на моей шее и поцеловала в губы. Пульс у меня разом подскочил. Одно поцелуя хватило, чтобы сдерживающая мои чувства плотина обвалилась. Я ответно осыпал Ширин поцелуями – в щеки и губы, в плечи… чуть помедлив, осмелился поцеловать и грудь. Взялись за руки, мы не сговариваясь прошли в спальню. Не стыдясь друг друга – разделись догола. И сплелись на старенькой – видавшей виды – кровати, которая под нами нещадно заскрипела.

Ширин время от времени громко вскрикивала в моих горячих объятиях, или протяжно стонала. Иногда нельзя было понять: хорошо ей или больно. Но она с пылом отзывалась на все мои неумелые ласки. Плотно приникала ко мне. Наше любовное сражение длилось долго, пока мы – утомленные страстью – не уснули в обнимку.

Проснулись поздним утром. После вчерашнего наслаждения – я парил по квартире, как на крыльях. На радостях – сделал нам по чашке молочного кофе. Ширин по-прежнему была неулыбчива. Она прятала от меня глаза. Но я не мог не заметить густого румянца, играющего на ее щеках.

Я должен добиться, чтоб меня признали дееспособным. Тогда откроется путь к оформлению гражданства для Ширин. На исполнение этого «блестящего» замысла было, как мы думали, полно времени. Несколько долгих месяцев – пока действует рабочая виза Ширин. Мы решили, что можем отложить все проблемы в сторонку – и хоть один денек посвятить только друг другу.

Мы вышли на прогулку. Я хотел показать любимой столь обожаемую мною лесопарковую глушь. Удивительно, но по дороге в лесопарк я почти не боялся спешащих мимо людей. Разгадка крылась, наверное, в том, что со мною была Ширин. С дорогой мне девушкой я из трусливого шакала превратился в грозного льва. Я готов был ногтями и зубами порвать любого, кто глянул бы косо на мою милую.

Кривые черные деревья лесопарка стояли в желто-красном пламени увядающей листвы. Ветви сплетались над нашими головами, образуя как бы арки. Я думал ознакомить Ширин с каждым уголком своего «царства». Под ногами у нас шуршало обилие палых листьев, трещали обломки сучьев. Всю прогулку я старался развеселить мою девочку – травил бородатые анекдоты про русского, немца и поляка. Но Ширин оставалась царевной Несмеяной – и больше слушала, чем говорила.

Из глуши я вывел милую к пруду – где гоготали и хлопали крыльями утки. Мы задержались здесь подольше – кормили водоплавающую братию щепотками от заранее припасенного хлебного батона. Вдоволь насмотревшись на ярких селезней и скромных самок, двинулись наконец к выходу из лесопарка. Когда калитка была уже видна, Ширин остановилась и, держа меня за руку, не шутя сказала:

– Если я умру раньше тебя – сожги мое тело, а пепел рассей по этому лесопарку. Мне здесь очень понравилось.

– Нам нет и по двадцати лет, – воспротивился я. – Зачем ты говоришь о смерти?..

Точно не расслышав мой вопрос, любимая сказала:

– Я буду считать, что ты дал мне обещание.

Оставив лесопарк за спиной, мы зашли посидеть в кафешку (не в ту, разумеется, где до недавнего времени работала моя милая). Устроившись на дырявом диванчике, отведали капустных пирожков с гнильцой и жирных пончиков. Придя домой – укутались в плед и, хрустя соленым попкорном, посмотрели с ноутбука какую-то выжимающую слезы мелодраму. Мы пораньше легли в постель. Не потому, что хотели спать, а чтобы предаться любовным утехам. Я не знал: судьба отмерила нам совсем немного счастья.

6.Визит к психиатру

Назавтра мне надо было посетить психиатра. Получить новую партию таблеток – а заодно потрясти его, как грушевое дерево, на предмет признания меня дееспособным. Ширин поехала со мной за компанию.

В диспансере мы встали в хвост длинной очереди. Весь холл был забит согнутыми в три погибели дедами и сухими, как валеная вобла, старушками в клетчатых платках. Мы слышали со всех сторон глухое ворчание. Долетали отдельные обрывки фраз: «нерусская», «азиатка», «понаехали тут», «соблазнила русского парня». Я уловил: стариков раздражали мы с Ширин – славянин и тюрчанка, держащиеся за руки. Насколько мы были счастливее глупого старичья, у которого во всем и всегда виноваты иноверцы и инородцы!.. Пусть я частично недееспособен, а Ширин – покинувшая родину беглянка. Все равно!.. Мы только крепче сплетали наши пальцы и надеялись на лучшее.