Лена Сокол - В тишине твоих шагов

Я глубоко вздохнула:

– А где он сам? Его нет с вечера.

– Ваш брат в реанимации. Его машина съехала с дороги на обочину и врезалась в столб сегодня утром.

Я закрыла лицо руками и заплакала. Внутри всё сжалось.

Он взял меня за руку:

– Я понимаю ваши чувства, Александра. Врачи делают всё, что могут. Вы должны успокоиться и помочь нам.

– Мне нужно в больницу! – я резко встала, вытерла слезы и направилась к выходу.

– Подождите, – майор взял меня за плечи. Он был сосредоточен, ему хотелось довериться. – Я отвезу вас, но вы должны успокоиться. Мне нужны подробности вчерашнего дня, так как появились кое-какие обстоятельства. Ведется следствие, и вы должны нам помочь.

Завернувшись в кофту, я села обратно на диван. Мужчины о чем-то тихо переговаривались возле окна.

– Вы знаете Марию Яковлеву?

Я помедлила секунду, напрягая память, потом отрицательно покачала головой.

– Подумайте, может, вспомните.

– Нет, такого имени я не слышала.

– Дело в том, что ее нашли убитой сегодня утром у себя в квартире. Среди прочего в комнате присутствовали личные вещи вашего брата. Мы проводим расследование. Он в списке подозреваемых. Нам очень нужно знать…

– Он не мог этого сделать! – воскликнула я, озадаченно оглядев пришедших.

Майор Донских посмотрел на свои ботинки, облизнул губы и почесал висок. Мои кулаки сжались в напряжении. Хотелось закричать от бессилия.

Тут я заметила бледную Катю, появившуюся в дверном проеме. На ее лице было написано недоумение вкупе с отчаянием. Она подошла к Донских и села рядом:

– Вы должны нам поверить. Он не мог. Никогда и ни при каких обстоятельствах, слышите?! Мы его знаем очень хорошо.

Я чувствовала, как тошнота подходит к горлу. Кружилась голова.

Майор кивнул, глядя на нас, но в его глазах было слишком много недоверия, чтобы этого не заметить.

Сколько себя помню, мы неплохо ладили с отцом. Он занимал хороший пост в руководстве небольшой компании. Я могла обратиться к нему с любой проблемой и точно знала, что он ее решит. Мы были хорошей семьей, проводили выходные вместе: на природе, в поездках, путешествиях. Арсений был предметом особой гордости отца. Он откладывал все дела, чтобы посетить его выступления на соревнованиях по дзюдо. Собирал грамоты, кубки, сделал для них отдельный стеллаж, с гордостью показывал своим гостям. Брат делился с ним своими успехами и неудачами, они часами могли обсуждать стратегии и тактики будущих битв, тренироваться и мечтать.

Пока однажды отец не запил из-за проблем с бизнесом.

Оставаясь с ночевкой на работе, он пил почти до самого утра, а с началом рабочего дня бодрился при помощи новой рюмашки чего-нибудь горячительного. Возвращаясь домой, срывал накопившуюся злость и усталость на матери. Перед глазами до сих пор стоят его ненавидящий взгляд и ледяные руки, которыми он хватал нас, тащил и запирал в комнате.

Я сидела на полу, обхватив коленки руками, и слышала рыдания матери. Слышно было, как разлеталась посуда, за ней мебель. Потом можно было различить звуки волочения и резкие вскрики мамы. Глухие удары чередовались с хрипами и мольбами о пощаде.

Сеня каждый раз метался по комнате. Припадая к двери, он выл как загнанный зверь, умоляя отца прекратить. Остервенело бил кулаком в стену. Обессиленный, он закрывал уши своими хрупкими детскими ладошками или размазывал слезы по лицу.

За дверью еще долго не смолкало: мама всегда сначала что-то тихо шептала, оправдываясь, уговаривала пожалеть детей, но вскоре звуки новых ударов заглушали ее слабые стоны.

Сеня гладил меня по волосам, прижимал к себе и твердил, что всё будет хорошо. Потом братом вновь овладевал гнев, он кидался с разбегу на дверь, но попытки выбить ее никогда не приводили к успеху. Да и что мог сделать одиннадцатилетний мальчишка против куска добротной древесины? Он потирал ушибленное плечо, стиснув зубы, и снова плакал.

Я сидела молча: ужас лишал меня голоса. Когда всё стихало, мы слышали, как скрипят половицы, приближаются тяжелые шаги, а потом чья-то рука шарит по двери. Брат мокрыми от страха руками хватал меня, сажал в шкаф и накрывал покрывалом. Я делала в покрывале дырочку, чтобы можно было дышать и видеть. Наклонившись вперед, пристально смотрела на дверь.

Сеня замирал, напряженно вслушиваясь в доносившиеся звуки. Он знал, какая участь его ждет.

Дверь неизменно распахивалась от тяжелого удара ногой. Отец с перекошенным от гнева лицом нависал над братом и, грубо ругаясь, обхватывал его шею рукой. Рванув вверх, он резко отпускал свои железные пальцы, наслаждаясь увиденным. Я вздрагивала от ужаса, видя, как Сеня падает вниз и сильно ударяется головой о пол. Он слабо стонал, чувствуя, что мышцы больше не повинуются ему. Его глаза замирали, полные боли и отчаяния, когда сверху на его лицо обрушивались новые удары.