Андрей Толоков - Агентство 18+

– Мне очень жаль, что я сразу вас не разглядел. Сколько вы у меня работаете?

– Почти четыре года, – ответил Роман.

– Хорошо замаскировался. Вам надо уволиться. Здесь могут работать только единомышленники.

Либерман спрыгнул со своего кресла и стремительно вышел из кабинета. За ним встала и пошла Валентина Сергеевна. Она на секунду задержалась рядом с Романом.

– Глупо, Роман, – прошептала она Роме на ухо. – Глупо. А главное, бесполезно.

Вот эти слова тронули Корецкого. Права была Валентина. Но воробей уже вылетел. Роман уволен. А Либерман через какое-то время напишет следующий «шедевр».

Неделю Корецкий просидел дома. Злость на себя сменилась жалостью, жалость безразличием, безразличие хандрой.

– Выпей водки, – как-то вечером за ужином предложил отец. – Много выпей.

– Ты думаешь, это спасёт? – спросил Рома.

– Не спасёт. Но отвлечёт.

– Нет, папа, спасибо. Перетерплю. А водки я выпью в пятницу.

– Почему в пятницу? – спросила мама.

– Пригласили в ресторан. У друга, у Кости, тридцатилетие. Сказал, если я не приду, пришлёт наряд полиции. Зачем судьбу испытывать? Схожу, развеюсь.

На самом деле Костя Пугачёв не шутил. Он работал в прокуратуре и вполне мог устроить другу принудительное прибытие в ресторан. (Шучу). Да и Роману надоело сидеть дома. Надо было возвращаться к жизни и что-то делать. Искать работу надо, вот что делать.

Константин собрал друзей в ресторане на Охотном ряду. Пугачёв тащится по итальянской кухне. Вот я лично понять не могу, почему люди любят есть итальянскую, японскую или китайскую еду за тысячи километров от той же Италии или Японии. Козе понятно, что не будет здесь того же изумительного вкуса как в маленьких уютных ресторанчиках на Пиренеях. Продукты другие, атмосфера другая, обслуга, в конце концов. Паппарделле качо-э-пепе (паста с сыром и перцем) из шебекинских макарон вам не приготовят. Анну Каренину не может сыграть чернокожая актриса по определению. А если уж кто-нибудь решит выпендриться, то будет это совсем не Анна, и, тем более, не Каренина. Не играет же Мартина Лютера Кинга Алексей Панин. В Москве я предпочитаю нашу русскую кухню. Это вкусно и честно. Но Пугачёв думал иначе.

Роман приехал последним. Компания была уже за столом. Из всех своих друзей только Корецкий пришёл один. Остальные были парами, даже Тимофей, который ценил и оберегал свою свободу как Кощей бессмертный яйцо. Все знали, что Роман расстался со своей звёздной Еленой, и никто не задавал лишних вопросов.

Вечер шёл своим чередом. Друзьям было весело и уютно. В какой-то момент Роман обратил внимание на парочку за соседним столиком. Они сидели очень близко, и Роман слышал обрывки фраз. Из того что долетало до ушей он понял, что мужчина, скорее всего, иностранец. Он говорил с ярким акцентом. А девушка русская. В какой-то момент Корецкий всё своё внимание переместил за соседний столик. Иностранец и девушка ссорились. Роману, как специалисту в отношениях полов, стало интересно. Он даже подвинулся от своего стола к соседнему, чтобы лучше слышать.

– Люси, – говорил мужчина, – тебе надо быть современным. Так не можно, как ты поступать.

Роман слегка развернулся и взглянул на мужчину. По внешности европеец. Умеренно-смуглое, скорее, загорелое лицо. Короткая стрижка. Волосы тронуты сединой на висках. Итальянец или испанец, решил для себя Роман. По акценту, скорее итальянец.

– Баста, – итальянец протянул девушке салфетку. – Убирай слёзы.

Но девушка Люси и не собиралась успокаиваться. Иностранец заметно нервничал. Он начал оглядываться по сторонам и наткнулся на любопытный взгляд Романа.

– Что?! – развёл он руками, осуждающе посмотрев на Корецкого. – Non c'e' niente da vedere.

Роман не знал итальянского и не разобрал этой фразы, но по звуку «нон», понял, что смотреть не надо. Рома отвернулся. Итальянец стал говорить ещё тише. Он говорил долго и с каждым словом всё более нервно. А девушка продолжала плакать. В какой-то момент иностранец громко отодвинул свой стул и встал.

– Пауло, – услышал Роман возглас Люси, – не надо. Не уходи!

Пауло что-то громко сказал по-итальянски, Рома не мог не обернуться. Люси резко встала и влепила мужчине пощёчину. Итальянец бросил на стол салфетку, выругался на непонятном языке и быстрым шагом удалился. Люси рухнула на стул и зарыдала.

Теперь уже кроме Романа эту драматическую развязку наблюдали все за столом. Повисла тишина. Слышна была лишь негромкая музыка и всхлипывание Люси.