Алиса Перова - Танцующая в неволе

– Гиганта, который внизу встречает посетителей.

Девушка захихикала.

– Ой, да это же Андрюшка! Вы знаете, Диана, какой он хороший?.. На самом деле, он очень добрый и милый, но об этом никто не должен знать, – сообщила она заговорщическим тоном, переходя почти на шёпот.

– А-а! Значит, босс нанял большого парня для устрашения, а его шустрая помощница опытным путём выяснила, что грозный медведь оказался плюшевым, – озвучила я.

– Ага, а ещё он приносит мне шоколадки, – доверительно и совсем тихо прошептала Риммочка, когда мы вошли в просторную и роскошную приёмную.

Я отметила, как Римма сама смутилась от собственных признаний, и на её нежных щёчках проступил слабый румянец. Чудны дела твои, Господи! Я попыталась представить хрупкую куколку Риммочку рядом с огромным устрашающим охранником-орком, и мне стало смешно. Но тут же вспомнилась полуобнажённая фигурка на столе Карабаса, и смеяться как-то сразу расхотелось. «Красавица и чудовище» звучит и выглядит гораздо эстетичнее, чем «Мальвина под Карабасом».

– Римма, простите мне мою бестактность, а сколько Вам лет? – поинтересовалась я.

– Уже исполнилось двадцать два, – как-то обречённо ответила она и добавила: – Диана, обращайтесь ко мне, пожалуйста, на «ты», мне так комфортнее.

– Хорошо, – с лёгкостью соглашаюсь.

Девчонка мне симпатична, но я никак не могу понять, что её держит возле Соколова. И ведь она совсем не глупа и очень расторопна. Не может же ей нравиться оказывать Карабасу интимные услуги. Хотя, чужая жизнь – дремучий лес, да и Риммочкина мотивация мне неизвестна.

Дверь, ведущая из приёмной в логово Великого и Ужасного, распахнулась, и нам явилась его монументальная фигура.

– Дианочка, радость моя, а я тебя уже заждался, – воскликнул Соколов и бросился лобзать мои руки.

Ярость вернулась ко мне незамедлительно и я, освободив свои конечности из его загребущих лап, проследовала в кабинет. Дверь за моей спиной захлопнулась, и послышалось громкое сопение Карабаса. Я внимательно изучаю обстановку, не обращая внимания на хозяина сего великолепия. Кабинет оказался огромный, и всё в нём кричит роскошью. Кожаная мебель винного цвета и огромный стол того же оттенка на фоне светлых стен смотрятся дорого и стильно. На одной стене закреплена огромная плазма, другую украшает копия Сальвадора Дали «Постоянство памяти». Я ухмыляюсь – эстет непричёсанный. Огромное панорамное окно открывает вид на осенний городской парк. Летом наверняка будет красиво.

– Ну, и как тебе, Дианочка? – осторожно поинтересовался Карабас.

– Отвратительно, Олег Константинович, – выдаю торжественно, – и я вовсе не намерена закрывать глаза на Ваше подлое крысятничество.

– Дианочка, милая, мы же перешли на «ты»… я думал, что мы друзья, – Карабас старательно игнорирует моё грубое приветствие, прикидываясь добродушным тюленем.

– Канадский гризли Вам друг, Олег Константинович, и не стоит прикидываться наивным простофилей, Вам этот милый образ не к лицу. Вы украли и использовали проект моей «Крепости» и тем самым грубо нарушили условия нашего договора. И Вы сильно заблуждались, когда подумали, что я, как безмолвная овца, буду наблюдать этот беспредел и восторгаться Вашим чувством стиля. С ворюгами мне точно не по пути, поэтому я расторгну с Вами договор о сотрудничестве, демонтирую украденную «Крепость» и наложу арест на «Седьмое небо».

Выплёскивая свои претензии в столь жёсткой форме, я прекрасно осознаю возможные последствия. Соколов в достаточной степени силён и влиятелен для того, чтобы помешать моим планам и осложнить жизнь. Но он так же умён и хитёр, чтобы понимать, что серьёзный конфликт со мной не пройдёт для него безболезненно. При желании я смогу отравить жизнь и более весомому и мощному противнику. Другое дело – нужна ли мне эта нервотрёпка, которая непременно обрастёт шумихой и сплетнями. Мы с Карабасом оба понимаем, что нет – не нужна. И мы оба знаем, насколько я необходима этой компании, и каким ценным призом могу быть для конкурентов. На собственное мощное обаяние против Карабаса я не очень рассчитываю. Для этого его необходимо держать слишком часто в поле зрения. А это выше моих сил – регулярно видеть его лохматую рожу. К тому же слишком много энергии уходит на концентрацию. При крайней необходимости припечатаю, конечно – мало не покажется, а пока стоит поберечь козыри и надеяться на продуманное благоразумие Соколова.

Я холодно смотрю на хозяина кабинета и он, не выдержав моего взгляда, отворачивается к окну. От меня не укрылось зверское выражение огромной рожи.