Ирма Давыдова - Тераполисы. По другую сторону грани

– Пожалуй, стоит завести для подобных случаев безымянную карту оплаты, – отметил Крис, как только они вновь остались у столика вдвоём.

– Просто сейчас ты был рассеян, словно пытаешься решить несколько задач одновременно, – Миранда говорила предельно серьёзно. – Дело не в карточке, а в том, что тебе неплохо бы по-другому распределять свои силы.

– Спасибо за беспокойство, – фыркнул Чой, поднимаясь со своего места и протягивая руку даме. – Это очень мило с твоей стороны.

– Уж извини, но беспокоюсь я совсем не о тебе…

Ми немного поколебалась, принимая руку, и быстро отвела взгляд. А Кристофер, слегка сжав тонкие девичьи пальцы, только сейчас осознал, что несмотря на кажущуюся инфантильность и невнимательность, глава «Бесконечности» прекрасно осознаёт своё положение и ту опасность, которая ей грозит. Осознаёт и явно этого боится.

***

Лампочки в комнате были настолько тусклыми, что их света едва хватало на то, чтобы подсветить стоящий по центру стол и сидящих за ним людей. Оставленная приоткрытой в качестве источника свежего воздуха форточка со своей функцией справлялась ещё хуже лампочки: запах прелой травы с улицы едва ли мог перебить вонь дешёвого табака. К тому же из-за этого по комнате гулял лёгкий ветер, заставлявший покачиваться электрический провод и шуршать по углам какими-то бумажками, не иначе как фантиками от конфет. Во всяком случае, Михаил очень надеялся на то, что источники постороннего шума он определил правильно и в этом заброшенном месте не водятся призраки. Или крысы.

Пытаясь выбросить суеверные мысли из головы, мужчина сосредоточился на покрытых синим лаком ногтях сидящей напротив женщины, которая бойко постукивала одной ей известный ритм на столешнице, служащей виртуальной клавиатурой. И этот вид наводил недавно освобождённого под расписку из тюрьмы Михаила Ларинова на определённые мысли.

Если подумать, то жизнь Михаила была наполнена яркими красками лишь до конца начальной школы. Потом как гром среди ясного неба прогремел развод родителей и переезд в другой город. Тогда-то для начитанного, но угрюмого и замкнутого мальчика и потекли серые будни. Больше не было рядом друзей, восхищающихся его умением собрать смешного робота из старого будильника и пары пультов, а также знающих, какие правдоподобные страшилки умеет рассказывать маленький Миша. Бесцветные дни в школе со временем перешли в такие же, но уже в университете, и даже диплом о его окончании с отличием помог наладить отношения лишь с одним человеком. Мама тогда скупо улыбнулась и сказала, что, пожалуй, из него всё-таки сможет вырасти достойный член общества, в отличие от «этого придурка». А что сказал бы тогда отец Миша и не знал, потому что «этот придурок» уже лет восемь как оставил попытки наладить отношения с бывшей семьей.

Несколько месяцев назад жизнь Михаила стала серой не только в переносном, но и в буквальном смысле. Серые стены камеры, одежда на пару тонов светлее них и субстанция, являющаяся высокобелковой пищевой смесью, а на деле выглядевшая как стального цвета пудинг, который подавали заключенным каждый день. Возможно, столь унылая жизнь должна была сподвигнуть преступников на путь раскаяния, но на самого Михаила она лишь навевала ещё большую тоску.

А потом серый цвет был безжалостно растоптан и отправлен в отставку всеми оттенками синего, какие только Михаил мог припомнить. Женщина с волосами цвета дикой сливы и фарфоровой кожей представилась тогда его новым адвокатом и протянула руку с покрытым синим лаком ногтями. А сам он тогда стоял как дурак, смотрел в её глаза и всё думал, где же она умудрилась найти такие диковинные линзы. После той судьбоносной встречи даже серые стены камеры перестали казаться ему привычно унылыми, и мужчина никак не мог выбросить из головы приветливый взгляд представительницы закона.

Следующий визит синеволосой красавицы по имени Мэй случился ещё до того, как воспоминания о предыдущем начали меркнуть, и серый цвет больше не смог вернуть себе главную роль – Михаил покинул стены тюрьмы вместе с адвокатом на её автомобиле. Разумеется, тоже синем. Яркая жизнь тогда настолько захватила его, что не смущали ни цели самой Мэй, ни причины, по которым его досрочно освободили. Михаил прилежно выслушивал все доводы женщины, её напарников и даже босса, встретиться с которым было величайшей честью по мнению всех, кто теперь окружал Ларинова.

– Эй, ты меня вообще слушаешь? – по всей видимости, уже не первый раз спросил мужчина, сидящий по правую руку от Михаила Ларинова. Больше всего он напоминал бурого медведя: покрытое шрамами и недельной щетиной лицо громилы нередко наводило ужас на случайных собеседников, чем тот с удовольствием и пользовался.