Рин Скай - От босса беременна

Встаю. Морщусь. Синяки и ушибы болят. И вообще у меня словно бы температура – ломает все мышцы. Больше всего на свете хочется залезть обратно под одеяло, и поспать минимум сутки.

Подруга так и не вернулась со смены. Она работает сутки через двое, так что не удивительно.

Наверно нужно позвонить на работу и сообщить, что беру больничный, ибо работать в таком состоянии я вряд ли смогу.

– Да! – раздраженно рявкает в трубку Гавриил Генрихович.

– Доброе утро. – еле ворочается мой язык. – Я заболела, не смогу выйти на этой неделе…

– Нет, сможешь! – орет в трубку Пузырев. – У нас отчеты! Ты забыла, что обещала переделать все?! Немедленно выпей таблетки и дуй в офис! Иначе я тебе такое устрою, что мало не покажется!

Гэгэ кидает трубку, а в растерянности смотрю на почерневший смартфон. Делать нечего. Надо вставать и плестись в офис. Гаврила, будь он не ладен, очень злопамятный, вредный мужик. С него станется превратить мою жизнь в ад. Вот только в одном он не прав. Мне теперь нельзя пить таблетки. Особенно обезболивающие. Ведь они могут негативно сказаться на малыше

Встаю и еле плетусь в ванную. Меня шатает из стороны в сторону. Наверно, все же есть небольшое сотрясение, потому что меня тошнит. Очень тошнит. Так, что еще минута, и я побегу обниматься с фаянсовым другом. Хотя, тошнота – это скорее всего токсикоз.

Умываюсь. Ауч! Как же щиплют все разбитые участки лица! Смотрю на себя в зеркало и едва ли не вскрикиваю: оно разукрашено сине-фиолетовыми синяками, и кровоподтеками. Грудь, руки и предплечья, впрочем, не лучше – хорошо меня этот козел разукрасил. Профессионально.

Аккуратно умываюсь, чтобы не травмировать поврежденные участки лица, завтракаю, и приступаю к макияжу. Хотя, макияж – это слабо сказано. Скорее к тотальной шпаклевке синяков. Благо, что тональный крем не кончился и я щедро замазываю им «художества бывшего». Хм, даже более-менее сносно выходит, особенно после корректора, консилера, пудры в три слоя, и прочих косметических ухищрений.

Надеваю блузку с длинным рукавом, поверх синяков на ключицах повязываю шелковый шарф. Я нахожусь в таком состоянии, что совершенно не думаю о том, как наказать мерзавца, совершившего все эти зверства. Я лишь думаю о том, как бы мне добраться до работы, и не упасть где-нибудь по дороге, ибо работу я потеряю, а у меня долг, огромный такой долг, который выплачивать ближайшие лет десять.

Выхожу на улицу. На глазах широкие солнечные очки. Делаю пробный шаг. Вроде ничего, могу идти. За ним второй и третий. Дохожу до остановки. В маршрутке немного мутит, но я честно еду все десять остановок до офиса. В маршрутке душно, воняет бензином. Меня тошнит еще больше. Выхожу и тут меня ведет основательно. Голова неистово кружится, будто я сейчас на качелях раскачиваюсь, а не по ровному асфальту иду.

Кто-то сигналит мне в спину. А может не мне. Я же приваливаюсь к бетонной плите какого-то здания, и прикрываю глаза. Я сейчас упаду. В глазах темнеет. И когда я уже готова к встрече с твердым асфальтом, чьи-то сильные руки подхватывают меня.

– Пьяная что ли?! – возмущенно рычит до боли знакомый голос того, кого я боюсь больше всего на этом свете. Даже больше, чем бывшего.

– М-м-михаил З-захарович… – заикаюсь я пересохшими губами.

– А ну быстро в машину! – рявкает на меня мужчина, прижимая к своему сильному мускулистому телу.

МИХАИЛ ВОРОНОВ

Да она на ногах не стоит! Меня просто трясет от злости. Вот какого хрена прется на работу, если на ногах не стоит?! У нас что тут? Офис приличной московской компании или бордель?!

– Какого черта?! – рявкаю я, прижимая ее к себе, иначе упадет прямо в грязь.

Овечкина вздрагивает и прижимается ко мне еще сильнее. Отлепляю ее от себя. Подхватываю на руки и быстрее сгружаю в салон автомобиля. Потому что меня тоже ведет от ее близости, а это плохо. Последний раз, когда меня так же вело от женщины, закончился предательством и разводом. Больше я на такое не поведусь.

Сгружаю ее на переднее сидение, хлопаю дверью. Обхожу машину, стараясь унять злость и сажусь за руль.

– Пристегнись! – рявкаю, стараясь не глядеть на нее.

Мне нельзя на нее смотреть. Не знаю, что со мной будет, если посмотрю, но лучше избегать этого. Притвориться, что она – пустое место. Вот лучшее решение для нас обоих.

Она неловко шарит в поисках ремня безопасности. Морщится. Я кажется чувствую даже еле различимое шипение, когда грубая ткань ремня касается ее обнаженной шеи. Меня подбрасывает от этой картины. Офигеть! Придушить бы ее этим ремнем, а потом… так-так, Михаил Захарович, выдыхай. Все равно никогда в своей жизни ты не сделаешь этого. Не выпорешь ее ремнем по голой заднице, как бы тебе того не хотелось.