Владимир Козлов - Альянс несогласных

Он встал со стула, заглянул ей в глаза:

– А не надо думать и передумывать, ему надо в первую очередь бросить бухать. Пьянство и коммерция никогда между собой не уживаются. Их несовместимость доказана жизнью с прошлого века. И второе, – заставить обязательно вас с братом работать. Тогда твой папа будет иметь счастливый вид. А взваливать своё тяжкое бремя на штат не совсем порядочно. Здесь рабов нет!

Дальше продолжать с ней разговор было бессмысленно, и он направился к выходу, не обращая внимания на её плачевные сетования.

ГЛАВА 6

Он вышел на улицу. Людмила Ивановна сидела в тени у входа на скамейке, установленной под большим абрикосовым деревом, и обмахивала себя китайским веером.

– Не ожидал от тебя, что ты смело примешь мою сторону, – сказал Платон, – присаживаясь рядом с ней.

– Дура, потому что, вот и понесло меня. Никак не могу остановиться, когда чувствую несправедливость. Сколько раз зарекалась молчать в любой ситуации. По секрету тебе скажу, только ты не смейся. Меня в городе большинство учителей из разных школ называют Людкой – Мутовкой. Кличка, какая – то тюремная, Сродни Соньке – Золотой ручке и Мане – Облигации.

– Я бы сказал революционная, – улыбаясь, поправил он её, – свой след в нашей истории оставили революционерки, как Надежда Крупская, – у неё партийная кличка была – Рыба. А Ленин её называл ласково Минога. А Анку Пулемётчицу, разве не помнишь?

– Тебе смешно, а у меня из-за сегодняшнего дня накрылась работа, поездка в Лондон, и вообще жизнь перевернулась. Завтра пойду новую работу искать.

Она порылась в сумке и, достав сигарету, закурила, пуская в воздух сизое облако.

– Хотя к этому всё шло. Он меня на пятый день пригласил в сауну на второй этаж. Я думала, там компания будет. А он закрыл дверь и приказал раздеться догола. Я возмущаться не стала, сослалась на женские проблемы, которые у нас бывают ежемесячно. Только тогда он отстал. Рассказывал мне, как он со своим могущественным родственником Кустовым, полмира за казённый счёт объездил. Но напоил и накормил меня в тот вечер как на пиру у шейха.

– А ты была у шейха на пиру? – спросил он.

– Я даже на свадьбах за свою жизнь ни разу не гуляла. Чем взрослей становлюсь, тем больше нужду испытываю. И всё оттого, что у меня характер непримиримый. Как только со своей праведностью вылезу, так и прощай работа. Замуж бы выйти, да никто не берёт.

Он посмотрел с состраданием на её трагическое лицо и ему, почему, то больно стало за неё. Хотелось успокоить и даже приобнять как пионерку на слёте, но по жизненному опыту он знал, что даже слабые элементы ласки многих женщин приводят к плачу и нередко к рыданиям. И чтобы не прерывать разговор, он ей выдал нравоучительную тираду:

– Характер трудно перестроить, – особенно женский. Жизнь может измениться, но люди вряд – ли. Дичайший раскол в обществе очевиден. Ну, может быть в бане всё осталось со времён Мамая, – там все нагишом моются из оцинкованных тазиков. Ещё в муравейнике, живя в одном колхозе, эти букашки все одинаково работают, одинаково и тлей доят. Даже на кладбищах люди лежат в разных гробах и разных почвах. Так что на будущее придерживай себя от искушения восстановить, где – то жизненную справедливость. Я ведь с директором и без тебя бы прекрасно справился, а ты взялась и высунулась. И в итоге осталась без работы и сделку с продажей дома сорвала.

Он замолчал и взглянул на неё.

Она с любопытством смотрела прямо в его глаза. Создалась небольшая молчаливая пауза, которую неожиданно прервали поющие на дереве птицы. Она задрала голову наверх и стала подсвистывать им, надеясь, что птицы ещё больше будут разливаться, но они замолчали.

– Людмила Ивановна, для того чтобы птицы поддержали твой свист, нужно свистеть в мажоре, а не в миноре. А ты их своим реквиемом перепугала, вот они и замолчали.

Она выбросила недокуренную сигарету под ноги и полезла опять в свою сумку. На этот раз она достала свой альбом с авторучкой и развернула чистый лист.

– Теперь давай запишем?

– Что именно? – удивился он.

– Все умные слова, которые ты мне выдал на этой лавочке.

Он ещё больше удивился.

– Для чего тебе это?

Она замялась и смущённо заявила.

– Хочу быть такой же умной, как и ты. В этом блокноте, как на магнитофоне все твои речи зафиксированы. Кончится блокнот, новый заведу.

– Боюсь, что твой бумажный магнитофон скоро сломается. И мы вряд – ли будем рядом. Я завтра пойду устраиваться в муниципальную детскую спортивную школу. Там открыли отделение настольного тенниса, а тренеров пока нет.