Кристина Вуд - Затми меня, если сможешь

Вот уроды! Ладно хоть одна камера, а не целых четыре штуки, как в основной палате… Спасибо и на этом. Хотя… разве наличие в уборной всего одной камеры что-то меняет? Диана и ее сообщники в любом случае не хотят упустить из виду каждый мой шаг.

Раздраженно выдыхая, я молюсь всем богам, чтобы камеры не записывали звук или чтобы на мне не было специального микрофона, записывающего каждый вдох и выдох. Осторожно прикрываю дверь, подавляя желание с яростью захлопнуть ее, разнося к чертям дверной проем.

Ты не должна показывать эмоции, Ева. Ты не должна так часто смотреть в камеры. Ты не должна разговаривать сама с собой и бесцеремонно разглядывать мимо пробегающих людей в белых халатах.

Все, что ты должна сейчас – мирно лежать на кровати и молча дожидаться хоть кого-то, кто осмелится войти в клетку со зверем.

В воздухе раздается едва уловимый щелчок.

Я нервно стягиваю одеяло и подрываюсь с места, наплевав на ноющую головную боль. Прошло уже несколько часов с момента моего пробуждения, день успел смениться ночью, но ко мне так никто и не подошел. Меня разрывает на части от ярости, но я все еще пытаюсь сохранять последние частички самообладания и не разнести всю палату к чертовой матери.

Человек в белом проникает в помещение через потайную дверь в единственной бетонной стене. Он со звоном кладет что-то наподобие тарелки на голый белоснежный кафель и тут же захлопывает дверь. Я толком не успеваю понять, кто это был – мужчина или женщина. Лишь его рука, обрамленная белым рукавом, попадается мне на глаза. Быть может, все это лишь кажется?

Но тарелка с непонятным содержимым и стакан с водой свидетельствуют против моих галлюцинаций и продолжают мирно стоять возле бетонной стены. Еще некоторое время я прожигаю взглядом едва заметные очертания потайной двери, пытаясь разгадать почему не уловила ее раньше. Но пшеничная каша в прозрачной тарелке бежевого оттенка так и манит меня притягательным запахом, а язык уже жаждет испытать вкус хоть какой-либо пищи.

Медленно приближаясь к тарелке и стакану с водой, меня посещают мутные сомнения. А что, если еда отравлена? Нет, зачем им убивать меня таким скучным способом, когда в любой момент они могут вколоть мне яд или по традиции хладнокровно пустить пулю в лоб?

Даже если они решили отравить меня – плевать. Я уже была готова встретиться со смертью лицом к лицу несколько часов… или дней назад. С этими мыслями я залпом осушаю стакан с прохладной водой и принимаюсь уплетать холодную густую кашу, сидя на белоснежном кафеле.

Представляю, как это дико выглядит со стороны, но солдату оздоровления нет никакого дела до правил приличия и столового этикета, ведь так?

Доедая последнюю ложку густой невкусной каши, я вдруг осознаю, что они в буквальном смысле относятся ко мне как к собаке. Что они хотят от меня? Зачем содержат в стеклянной клетке, поддерживают мою жизнь с помощью медикаментов, кормят пресной едой?

Неужели я все-таки им важна, но для чего?!

Сворачиваясь калачиком на жестком матрасе, я пытаюсь подавить слезы, и боль в правом бедре, часто-часто моргая. Чертовы камеры глядят на меня со всех сторон, от них не спрятаться и не исчезнуть. А если накрыться одеялом с головой – они явно что-то заподозрят. Заподозрят, что я хочу спрятаться, раствориться в этом белоснежном пастельном белье и скрыть свои вырывающиеся наружу эмоции.

Не знаю, как долго я смогу продержаться.

Почему они не дали мне погибнуть?! Зачем стрелять в меня, а потом отчаянно спасать? Потому как, судя по многочисленным медицинским бинтам на моем теле, которые спрятаны под плотной тканью комбинезона – у них ушло немало сил и ресурсов, чтобы спасти мне жизнь на операционном столе.

Но как десятки пуль не задели жизненно-важные органы и не раскрошились на мелкие осколки?! Мне остается лишь догадываться о том, что в очередной раз провернула корпорация зла.

– Черт, мы забыли смесь для Иззи. Оставайтесь в этой подворотне и никуда не уходите, – строго произнес Рон, переводя обеспокоенный взгляд сначала на меня, а затем на Кэти. – Уходить только в крайнем случае. Я заберусь в тот магазин и сразу вернусь. Понятно?

Мы с Кэти послушно кивнули.

Он нахмурился, бросив на меня какой-то странный удручающий взгляд. И как только я хотела спросить, почему он оставляет нас одних посреди одинокой улицы, он быстро развернулся и исчез в просторах магазина.

Мы с Кэти молча посмотрели ему вслед, продолжив опираться спиной об холодную стену из старинного красного кирпича.