Нина Парфёнова - Небо на цепи

В белом кошелёчечке – медные деньги,

В золотой купели – темнота да тюрьма;

Небо на цепи, да в ней порваны звенья;

Как пойдёшь чинить – ты всё поймёшь сама 1 1 Борис Гребенщиков, «Мается…» («Навигатор») .

Борис Гребенщиков

Купальный сезон подходил к концу. Всё чаще хмурилось небо, тучи набегали из-за гор и мрачно сочились дождём. Море тут же становилось серым, нервно штормило, выбрасывая на берег вместе с пеной водоросли и мусор. Такими грустными вечерами по пустым улицам одиноко бродил мокрый ветер, уныло листая обрывки афиш и объявлений на заборах и фонарных столбах. Участились грозы, молнии с треском причудливыми веерами разворачивались над морем или ожесточённо били в горные распадки. В тёплые вечера без дождя по чёрному бархатному небу, срываясь, чертили свои неведомые пути падающие звёзды. Лерка провожала взглядом их полёт и думала – где взять столько желаний и надо ли их загадывать, может быть, стоит оставить их тем людям, которые всматриваются сейчас в небо в ожидании возможности быстро проговорить, как они хотят любви и счастья. Пусть у них это получится, все люди заслуживают счастья…

Лето, конечно, августом не заканчивалось, впереди был ещё сентябрь, бархатный сезон, столь любимый опытными отдыхающими. В сентябре прозрачно-синее небо, прозрачно-синее море, нет изнуряющей жары, а воздух и вода примерно одной температуры. Но Лерке сейчас было всё равно, каким будет нынешний сентябрь и бархатный сезон – погода её волновала мало…

Совсем рядом громко и басовито прозвучал теплоходный гудок – мимо, по направлению к грузовому порту, спешил буксир-толкач с плоским, словно обрубленным носом, оставляя за собой в кильватере белый пенный след. Лерка вздрогнула от неожиданности, нога её скользнула по боку мокрого камня, ушла вниз, движение отдалось короткой резкой болью в животе. Она прижала к нему ладони, ощутила там недовольное шевеление и принялась тихонько уговаривать:

– Всё-всё, моя хорошая, мама просто немного испугалась, вот какая неловкая мама, поскользнулась, всё, успокаивайся, сейчас домой пойдём.

Она тяжело встала с огромного валуна, медленно распрямилась. Посмотрела вслед удаляющемуся буксиру, подняла глаза на небо, где в разрывах облаков виднелась белая полоса, след пролетевшего самолёта. Вот интересно, почему, когда из иллюминатора самолёта смотришь сверху на море, следы на воде, тянущиеся за кораблями, очень похожи на те, что оставляют в небе самолёты. Казалось бы – там воздух, здесь вода, а выглядит одинаково… Берег, пока она, задумавшись, смотрела на море, скользя взглядом по горизонту, всё так же оставался пустынным, только невдалеке от маяка сидел, склонившись над мольбертом, одинокий художник.

Когда выдавалась редкая возможность уйти из дома, Лерка приходила сюда, к старому маяку. Он давно не действовал, стены его зияли выпавшими кирпичами, в балкончике-галерее, опоясывающей маяк, отсутствовало много столбиков, но стёкла в башенке оставались абсолютно целыми и словно даже чисто вымытыми. Лерка поднялась по ступенькам крыльца к дверям, сколоченным из хорошо пригнанных старых досок и покрашенным самой флотской в мире краской – рыже-коричневым корабельным суриком. Двери оказались плотно закрыты и сверху заложены засовом, а в петли вставлен новый, блестящий замок. Она тяжело оперлась о дверную доску, постояла на крыльце. Этот маяк был самым старым в городе. Лерка улыбнулась, вспомнив старую фотографию из краеведческого музея, где он после боры́ 2 2 Сильный, холодный, порывистый северо-восточный ветер (норд-ост), возникающий, когда поток холодного воздуха встречает на своём пути возвышенность (горы); преодолев препятствие, бора с огромной силой обрушивается на побережье. весь покрыт бугристыми ледяными наростами, по которым ползают люди с кайлами, а сверху надпись, с ятями: «Южнороссийскъ. Маякъ обледеневший в Нордъ-Остъ. 1907»… Сюда от забора грузового порта вела дорожка, вымощенная плитами, огибала маяк и уходила на длинный, с полкилометра, волнорез. Рядом с башней маяка притулилось какое-то ветхое здание, то ли избушка, то ли сарай, покрытое старым, дырявым, в ржавых пятнах шифером. Двери его тоже были закрыты на замок.

Здесь, несмотря на то, что от центра города буквально пятнадцать минут пешком, никогда не бывает отдыхающих, потому что невозможно войти в море из-за огромных каменных валунов.